1
Когда в листве сырой и
ржавой
Рябины заалеет гроздь, –
Когда палач рукой костлявой
Вобьет в ладонь
последний гвоздь, –
Когда над рябью рек
свинцовой,
В сырой и серой высоте,
Пред ликом родины
суровой
Я закачаюсь на кресте, –
Тогда – просторно и
далеко
Смотрю сквозь кровь
предсмертных слез,
И вижу: по реке широкой
Ко мне плывет в челне
Христос.
В глазах – такие же
надежды,
И то же рубище на нем.
И жалко смотрит из
одежды
Ладонь, пробитая
гвоздем.
Христос! Родной простор
печален!
Изнемогаю на кресте!
И челн твой – будет ли
прячален
К моей распятой высоте?
2
И вот уже ветром
разбиты, убиты
Кусты облетелой ракиты.
И прахом дорожным
Угрюмая старость легла
на ланитах.
Но в темных орбитах
Взглянули, сверкнули
глаза невозможным...
И радость, и слава –
Все в этом сияньи
бездонном,
И дальном.
Но смятые травы
Печальны,
И листья крутятся в лесу
обнаженном...
И снится, и снится, и
снится:
Бывалое солнце!
Тебя мне все жальче и
жальче...
О, глупое сердце,
Смеющийся мальчик,
Когда перестанешь ты
биться?
3
Под ветром холодные
плечи
Твои обнимать так
отрадно:
Ты думаешь – нежная
ласка,
Я знаю – восторг мятежа!
И теплятся очи, как
свечи
Ночные, и слушаю жадно –
Шевелится страшная
сказка,
И звездная дышит межа...
О, в этот сияющий вечер
Ты будешь все так же
прекрасна,
И, верная темному раю,
Ты будешь мне светлой звездой!
Я знаю, что холоден
ветер,
Я верю, что осень
бесстрастна!
Но в темном плаще не
узнают,
Что ты пировала со
мной!..
И мчимся в осенние дали,
И слушаем дальние трубы,
И мерим ночные дороги,
Холодные выси мои...
Часы торжества миновали
–
Мои опьяненные губы
Целуют в предсмертной
тревоге
Холодные губы твои.
3 октября 1907