Я помню этот мир,
утраченный мной с детства,
Как сон непонятый и
прерванный, как бред…
Я берегу его – единое
наследство
Мной пережитых и
забытых лет.
Я помню формы, звуки,
запах… О! и запах!
Амбары темные, огромные
кули,
Подвалы под полом, в
грудях земли,
Со сходами,
припрятанными в трапах,
Картинки в рамочках на
выцветшей стене,
Старинные скамьи и
прочные конторки,
Сквозь пыльное окно
какой-то свет незоркий,
Лежащий без теней в
ленивой тишине,
И запах надо всем,
нежалящие когти
Вонзающий в мечты, в
желанья, в речь, во все!
Быть может, выросший в
веревках или дегте,
Иль вползший, как змея,
в безлюдное жилье,
Но царствующий здесь
над всем житейским складом,
Проникший все насквозь,
держащий все в себе!
О, позабытый мир! и я дышал
тем ядом,
И я причастен был твоей
судьбе!
Я помню: за окном, за
дверью с хриплым блоком
Был плоский и глухой,
всегда нечистый двор.
Стеной и вывеской
кончался кругозор
(Порой закат блестел на
куполе далеком).
И этот старый двор
всегда был пуст и тих,
Как заводь сорная, вся
в камышах и тине…
Мелькнет монахиня…
Купец в поддевке синей…
Поспешно пробегут два
юрких половых…
И снова душный сон всех
звуков, красок, линий.
Когда въезжал сюда
телег тяжелый ряд,
С самоуверенным и
беспощадным скрипом, –
И дюжим лошадям, и
безобразным кипам,
И громким окрикам сам
двор казался рад.
Шумели молодцы, стуча
вскрывались люки,
Мелькали руки, пахло
кумачом…
Но проходил тот час,
вновь умирали звуки,
Двор застывал во сне,
привычном и немом…
А под вечер опять
мелькали половые,
Лениво унося порожние
судки…
Но поздно… Главы гаснут
золотые.
Углы – приют теней –
темны и глубоки.
Уже давно вся жизнь
влачится неисправней,
Мигают лампы, пахнет
керосин…
И скоро вынесут на
волю, к окнам, ставни,
И пропоет замок, и дом
заснет – один.
Я помню этот мир. И сам
я в этом мире
Когда-то был как свой,
сливался с ним в одно.
Я мальчиком глядел в то
пыльное окно,
У сумрачных весов играл
в большие гири
И лазил по мешкам в
сараях, где темно.
Мечтанья детские в те
дни уже светлели;
Мне снились: рощи
пальм, безвестный океан,
И тайны полюсов, и
бездны подземелий,
И дерзкие пути
междупланетных стран.
Но дряхлый, ветхий мир
на все мои химеры
Улыбкой отвечал, как
ласковый старик.
И тихо надо мной –
ребенком – ник,
Громадный, неподвижный,
серый.
И что-то было в нем
родным и близким мне.
Он глухо мне шептал, и
понимал его я…
И смешивалось все, как
в смутном сне:
Мечта о неземном и
сладкий мир покоя…
__________
Недавно я прошел
знакомым переулком
И не узнал заветных
мест совсем.
Тот, мне знакомый, мир
был тускл и нем –
Теперь сверкало все,
гремело в гуле гулком!
Воздвиглись здания из
стали и стекла,
Дворцы огромные, где
вольно бродят взоры…
Разрыты навсегда
таинственные норы,
Бесстрастный свет вошел
туда, где жалась мгла.
И лица новые, и говор
чужд… Все ново!
Как сказка смелая –
воспоминанья лет!
Нет даже и во мне
тогдашнего былого,
Напрасно я ищу в душе
желанный след…
В душе все новое, как в
городе торговли,
И мысли, и мечты, и
чаянья, и страх.
Я мальчиком мечтал о
будущих годах:
И вот они пришли… Ну
что же? Я таков ли,
Каким желал я быть?
Добыл ли я венец?
Иль эти здания, все из
стекла и стали,
Восставшие в душе как
призрачный дворец,
Все утоленные восторги
и печали,
Все это новое –
напрасно взяло верх
Над миром тем, что мне
– столетья завещали,
Который был моим,
который я отверг!
1903
Москва