Быть может, суждено
земле
В последнем холоде
застынуть;
Всему живому – в
мертвой мгле
С безвольностью
покорной сгинуть.
Сначала в белый блеск
снегов
Земля невестой
облачится;
Туман, бесстрастен и
суров,
Над далью нив
распространится;
В мохнатых мантиях,
леса –
Прозрачных пальм, как
стройных сосен, –
Напрасно глядя в
небеса,
Ждать будут
невозможных весен;
Забыв утехи давних
игр,
Заснут в воде
промерзшей рыбы,
И ляжет, умирая, тигр
На бело-ледяные глыбы…
Потом иссякнет и вода,
Свод неба станет ясно
синим,
И солнце – малая
звезда –
Чуть заблестит нагим
пустыням.
Пойдет последний
человек
(О, дети жалких
поколений!)
Искать последних, скудных
рек,
Последних жалостных
растений
И не найдет. В
безумьи, он
С подругой милой, с
братом, с сыном,
Тоской и жаждой
опьянен,
Заспорит о глотке
едином.
И все умрут, грызясь,
в борьбе,
Но глаз не выклюют им
птицы.
Земля, покорная
судьбе,
Помчит лишь трупы да
гробницы.
И только, может быть,
огни,
Зажженные в веках
далеких,
Все будут трепетать в
тени,
Как взоры городов
стооких.
1913