Пора бы жизнь осмыслить,
подытожить;
Уже в былом – сороковой
порог,
И, если дни на счет
годов помножить,
Пятнадцать тысяч
превзойдет итог.
Но эти тысячи, порой
несчастных,
Порой счастливых,
пережитых дней, –
Как ожерелья белых,
синих, красных,
Зеленых, желтых, всех
цветов огней!
И эти бусы жгут и давят
шею,
По телу разливают
острый яд.
Я погасить их пламя не
умею,
И в ночь и днем они
меня язвят…
Какие камни сбросить
мне? Не вас ли,
Рубины алые, где тлеет
страсть?
Беру их в руку… Но
давно погасли,
Как жемчуга, они. За
что ж их клясть!
Так вас, быть может,
яркие алмазы,
Вас, тайные, преступные
мечты?
Нет! в ясном свете, вы
– слепые стразы,
Обманный блеск
поддельной красоты!
Так, значит, вас,
глубокие опалы,
Воспоминанья скорби и
могил?
Нет, нет! и вы – цветок
уже завялый,
И ваш огонь стал
мертвым и остыл!
А вы, исканья Бога,
аметисты?
И вы, сапфиры вдумчивых
стихов?
Сверкал из вас, в
былом, огонь лучистый,
Но вы теперь – лишь
груз холодных слов!
Так что ж палит? Вы,
скромные агаты?
Ты, нежная, святая
бирюза?
Ты, гиацинт? –
случайные утраты,
Мелькнувшие в вечерней
мгле глаза,
Сны недовиденные встреч
мгновенных,
Губ недоласканных
прощальный суд?
Что жжет еще меж зерен
драгоценных?
Смарагд? топаз? лал?
оникс? изумруд?
Всмотрюсь, – и
блекнет блеск великолепий:
На белых нитях – только
тусклый груз…
Но эти нити сжали
жизнь, как цепи,
Палят, как угли, звенья
длинных бус!
И жаль порвать уборы
ожерелий:
Палим, любуюсь ими я в
тиши…
Пусть каждый камень
мертв: они горели,
Горят и ныне – в
тайниках души!
Май 1916