Вот снова, с беззвучными
стуками кирок,
Под пристальным надзором
все тех же планет,
Ночь, зодчий со стражей
теней при секирах,
Принимает свой труд,
тот, что в тысячах лет.
В темь опускают
беспросветные плиты,
Все ломки мрака на земле
обедня;
Уже, копья к ноге,
древних Афин гоплиты
Сторожат фундамент
завтрашнего дня.
По темным ступеням
лестницы, еще возводимой,
Всходит вверх, –
взглянуть на былое, – Шекспир;
У подножья, в плащах
(цвет омертвелого дыма),
Вольтер, Гоббс, Ницше (с
сотню их) сели за пир;
В зале, пока без
плафона, точно черти взволновались:
Старомодные танцы, вялый
вальс-глиссе;
То – перегорбленный
Гейне, то – подновленный Новалио,
Федра в ногу с Татьяной,
пьяный и по смерти Мюссе.
Гул кирок не молкнет, но
глух, что хлопушки,
Гуд масс возносимых, что
шелесты шин;
И горестно смотрит, в
руке цилиндр, Пушкин,
Как в амбразуре окна,
дряхл, спит Фет-Шеншин.
Ночь, зодчий упорный,
спешит, взводит купол;
Бьет молот; скрипит
перекинутый блок…
А в полоске зари, как на
сцене для кукол,
На тоненькой ниточке
Александр Блок.
24 июня 1922