Я знал тебя, Москва, еще
невзрачно-скромной,
Когда кругом пруда реки
Неглинной, где
Теперь разводят сквер,
лежал пустырь огромный,
И утки вольные жизнь
тешили в воде;
Когда поблизости гремели
балаганы
Бессвязной музыкой, и
ряд больших картин
Пред ними – рисовал
таинственные страны,
Покой гренландских
льдов, Алжира знойный сплин;
Когда на улице звон
двухэтажных конок
Был мелодичней, чем
колес жестокий треск,
И лампы в фонарях
дивились, как спросонок,
На газовый рожок, как
на небесный блеск;
Когда еще был жив тот
«город», где героев
Островский выбирал: мир
скученных домов,
Промозглых, сумрачных,
сырых, – какой-то Ноев
Ковчег, вмещающий все
образы скотов.
Но изменилось все! Ты
стала, в буйстве злобы,
Все сокрушать, спеша
очиститься от скверн,
На месте флигельков
восстали небоскребы,
И всюду запестрел
бесстыдный стиль – модерн…
<1909>