По широкому простору
предвечерней синевы
Засияли, заблистали
начертания созвездий,
И росинки задрожали по
извилинам травы
Под зелеными огнями на
задвинутом разъезде.
Ты мелькнула,
проскользнула, подошла и замерла…
И я видел, в полусвете,
ослепительном и белом,
Как тревожно, осторожно
ты поникла и легла
На протянутые рельсы
странно вытянутым телом.
Все дышало, опьянялось
наступлением весны
Под магическим
мерцаньем углубленного простора,
Но роптанье нарушало
неподвижность тишины,
И зловеще возвышались
разветвленья семафора.
И вонзался, и впивался
неисчисленностью жал,
Доходя из отдаленья,
ровно-вымеренный грохот,
Словно где-то, в
океане, океан зарокотал,
Словно демоны сдавили
свой невыдержанный хохот.
И два глаза, вырастая,
словно молнии, прожгли,
И два глаза словно душу
перерезали с разбега…
А Медведица сияла,
непорочная, вдали,
И травинок трепетала
опьянительная нега.
<1916>