Захрустели пухлые
кайзэрки,
Задымился ароматный чай,
И княжна улыбкою
грезэрки
Подарила графа
невзначай.
Золотая легкая соломка
Заструила в грезы
алькермес.
Оттого, что говорили
громко,
Колыхался в сердце траур
месс.
Пряное душистое
предгрозье
Задыхало груди. У реки,
Погрузясь в бездумье и
безгрезье.
Удили форелей старики.
Ненавистник дождевых
истерик –
Вздрагивал и нервничал
дубок.
Я пошел проветриться на
берег,
И меня кололо в левый
бок.
Детонировал бесслухий
тенор –
На соседней даче
лейтенант,
Вспыливал нахохлившийся
кенар –
Божиею милостью талант.
Небеса растерянно
ослепли,
Ветер зашарахался в
листве,
Дождевые капли хлестко
крепли, –
И душа заныла о родстве…
Было жаль, что плачет
сердце чье-то,
Безотчетно к милому
влекло.
Я пошел, не дав себе
отчета,
Постучать в балконное
стекло.
Я один, – что может
быть противней!
Мне любовь, любовь ее
нужна!
А княжна рыдала перед
ливнем,
И звала, звала меня
княжна!
Молниями ярко озаряем,
Домик погрузил меня в
уют.
Мы сердца друг другу
поверяем,
И они так грезово поют.
Снова – чай, хрустящие
кайзэрки.
И цветы, и фрукты, и
ликер,
И княжны, лазоревой
грезэрки,
И любовь, и ласковый
укор…
1910