Как мало поэтесс! как
много стихотворок!
О, где дни Жадовской!
где дни Ростопчиной?
Дни Мирры Лохвицкой,
чей образ сердцу дорог,
Стих гармонический и
веющий весной?
О, сколько пламени, о,
сколько вдохновенья
В их светлых
творчествах вы жадно обрели!
Какие дивные вы ведали
волненья!
Как окрылялись вы,
бескрылые земли!
С какою нежностью читая
их поэзы
(Иль как говаривали
прадеды: стихи…),
Вы на свиданья шли, и
грезового Грэза
Головки отражал озерный
малахит…
Вы были женственны и
женски-героичны,
Царица делалась рабынею
любви.
Да, были женственны и
значит – поэтичны,
И вашу память я готов
благословить…
А вся беспомощность,
святая деликатность,
Готовность жертвовать
для мужа, для детей!
Не в том ли, милые, вся
ваша беззакатность?
Не в том ли, нежные,
вся прелесть ваших дней?
Я сам за равенство, я
сам за равноправье, –
Но… дама-инженер? но…
дама-адвокат?
Здесь в слове женщины –
неясное бесславье
И скорбь отчаянья:
Наивному закат…
Во имя прошлого, во имя
Сказки Дома,
Во имя Музыки, и Кисти,
и Стиха,
Не все, о женщины,
цепляйтесь за дипломы, –
Хоть сотню
«глупеньких»: от «умных» жизнь суха!
Мелькает крупное. Кто –
прошлому соперник?
Где просто женщина? где
женщина-поэт?
Да, только Гиппиус и
Щепкина-Куперник:
Поэт лишь первая;
вторая мир и свет…
Есть… есть Ахматова,
Моравская, Столица…
Но не довольно ли? Как
«нет» звучит здесь «есть»,
Какая мелочность! И как
безлики лица!
И модно их иметь, но
нужно их прочесть.
Их много пишущих: их
дюжина, иль сорок!
Их сотни, тысячи! Но
кто из них поэт?
Как мало поэтесс! Как
много стихотворок!
И Мирры Лохвицкой среди
живущих – нет!
1916. Август, 23
Им. Бельск