Когда еще мне было
девять,
Как Кантэнак – стакана,
строф
Искала крыльчатая
лебедь,
Душа, вдыхая Петергоф.
У нас была большая дача,
В саду игрушечный котэдж,
Где я, всех взрослых
озадача,
От неги вешней мог
истечь.
Очарен Балтикою девной,
Оласкан шелестами дюн,
Уже я грезил королевной
И звоном скандинавских
струн.
Я с первых весен был
отрансен!
Я с первых весен был
грезэр!
И золотом тисненный
Гранстрэм –
Мечты галантный кавалер.
По волнам шли седые
деды –
Не паруса ли
каравелл? –
И отчего-то из «Рогнеды»
Мне чей-то девий голос
пел…
И в шторм высокий тенор
скальда
Его глушил – возвестник
слав…
Шел на могильный холм
Руальда
По брынским дебрям
Изяслав.
Мечты о детстве! вы
счастливы!
Вы хаотичны, как
восторг!
Вы упояете, как сливы,
Лисицы, зайчики без
норк!
Но все-таки мне девять
было,
И был игрушечный котэдж,
В котором – правда, это
мило? –
От грез ребенок мог
истечь…
В котэдже грезил я о
Варе,
О смуглой сверстнице, о
том,
Как раз у мамы в будуаре
Я повенчался с ней
тайком.
Ну да, наш брак был
озаконен,
Иначе в девять лет
нельзя:
Коробкой тортной
окоронен,
Поцеловал невесту я.
Прошло. Прошло с тех пор
лет двадцать,
И золотым осенним днем
Случилось как-то мне
скитаться
По кладбищу. Цвело
кругом.
Пестрело. У
Комиссаржевской
Благоухала тишина.
Вдруг крест с дощечкой,
полной блеска
И еле слышимого плеска:
Варюша С. – Моя
жена!
Я улыбнулся. Что же боле
Я сделать мог? Ушла – и
пусть.
Смешно бы говорить о
боли,
А грусть… всегда со мною
грусть!
1912. Декабрь
Петербург