На озере Конзо, большом и
красивом,
Я в лодке вплываю в
расплавленный зной.
За полем вдали
монастырь над обрывом,
И с берега солнечной
пахнет сосной.
Безлюдье вокруг. Все
объято покоем.
Болото и поле. Леса и
вода.
Стрекозы лазурным
проносятся строем.
И ночи – как миги, и
дни – как года.
К столбам подплываю,
что вбиты издревле
В песчаное, гравием
крытое дно.
Привязываюсь и
мечтательно внемлю
Тому, что удильщику
только дано:
Громадные окуни в
столбики лбами
Стучат, любопытные,
лодку тряся,
И шейку от рака хватают
губами:
Вот всосан кусочек, а
вот уж и вся.
Прозрачна вода. Я
отчетливо вижу,
Как шейку всосав, окунь
хочет уйти.
Но быстрой подсечкой,
склоняясь все ниже,
Его останавливаю на
пути.
И взвертится окунь
большими кругами,
Под лодку бросаясь,
весь – пыл и борьба,
Победу почувствовавшими
руками
Я к борту его, и он
штиль всколебал…
Он – в лодке. Он
бьется. Глаза в изумленьи.
Рот судорожно
раскрывается: он
Все ищет воды. В
золотом отдаленьи
Укором церковный
тревожится звон…
И солнце садится. И
веет прохлада.
И плещется рыбой
вечерней вода.
И липы зовут
монастырского сада,
Где ночи – как миги, и
дни – как года…
1928
Toila