В однообразии своем
разнообразны,
Они разбросаны, как
влажные соблазны,
Глазами женскими, и
женственны они,
Как дальней юности
растраченные дни.
Я часто к ним иду,
покорный власти зова.
Один прохладный глаз
лучится васильково.
Другой – коричневый –
лукавой глубиной
Коварно ворожит,
веселый, надо мной.
И серый – третий –
глаз, суровый, тайно-нежный,
Напоминает мне о
девушке элежной,
Давно утраченной в те
щедрые лета,
Когда вот эта жизнь
была совсем не та…
И глядя на друзей,
взволнованных и влажных,
Я вспомнил девушек в
домах многоэтажных
И женщин с этою
озерностью в глазах,
Всех женщин, взрощенных
и вскормленных в лесах
Отчизны, взвившейся на
мир змеей стожалой,
Крылатой родины,
божественной, но шалой…
Их было у меня не
меньше, чем озер
В лесу, где я иду к
обители сестер:
Не меньше ста озер и
женских душ не меньше,
Причем три четверти
приходится на женщин.
И, углубляясь в
приозерные леса,
Я вижу их глаза, я
слышу голоса
И слезы вижу я, и смех
припоминаю…
Я ими обладал, – я
их теперь не знаю.
Я смутно помню их,
когда-то близких мне,
Мне отдававших все со
мной наедине –
И души, и тела… И что
боготворимо
Когда-то было мной,
теперь не больше дыма…
В разнообразии своем
однообразны
Вдруг стали все они, и
влажные соблазны
Их некогда живых и
мертвых ныне глаз
Не будят нежности, не
вовлекут в экстаз.
Настолько радостны
нагаданные встречи,
Настолько тягостны
разлуки. Вы – далече,
Непредназначенные
женщины мои!..
И видя хлесткие
движения змеи,
Ползущей к озеру, и
вспомнив о России,
Глаза усталые, глаза
немолодые
Закрыв в отчаяньи, я
знаю, что слеза
Мне зацелованные
женщиной глаза
Кольнет нещедрая –
последняя, быть может:
Утеря каждая до сей
поры тревожит…
О, эти призраки!
Мучительны они…
Я силюсь позабыть
растерзанные дни,
Смотрюсь в озера я, но
– влажные соблазны
В однообразии уже
однообразны…
1928. Октябрь, 14
Toila