Она была худа, как
смертный грех,
И так несбыточно
миниатюрна…
Я помню только рот ее и
мех,
Скрывавший всю и
вздрагивавший бурно.
Смех, точно кашель.
Кашель, точно смех.
И этот рот – бессчетных
прахов урна…
Я у нее встречал
богему, – тех,
Кто жил
самозабвенно-авантюрно.
Уродливый и блеклый
Гумилев
Любил низать пред нею
жемчуг слов,
Субтильный Жорж Ивáнов
– пить усладу,
Евреинов – бросаться на
костер…
Мужчина каждый делался
остер,
Почуяв изощренную
Палладу…
1924
Toila