1
Над Балтикой
зеленоводной
Завила пена серпантин:
О, это «Rügen»
быстроходный
Опять влечет меня в
Штеттин!
Я в море вслушиваюсь
чутко,
Безвестности грядущей
рад…
А рядом, точно незабудка
Лазоревый ласкает
взгляд.
Знакомец старый – Висби
– вправо.
Два года были или нет?
И вот капризно шлет мне
Слава
Фатаморгановый привет.
Неизмеримый взор
подругин
В глаза впивается тепло,
И басом уверяет «Rügen»,
Что впереди у нас
светло!
1924. Август, 14
Пароход «Rügen»
2
Подобна улица долине.
В корзине каждой, как в
гнезде,
Повсюду персики в
Берлине,
В Берлине персики везде!
Витрины все и
перекрестки
В вишнево-палевых тонах.
Берлин и персик! вы ль
не тезки,
Ты, нувориш, и ты,
монах?..
Асфальтом зелень
опечалив,
Берлин сигарами пропах…
А бархат персиковый
палев,
И персики у всех в
устах!
И чувства более высоки,
И даже дым, сигарный
дым,
Тех фруктов впитывая
соки,
Проникся чем-то молодым!
Я мог бы сделать много
версий,
Но ограничусь лишь
одной:
Благоухает волей персик
Над всей неволей площадной!
1924. Август, 23
Берлин
3
Еще каких-нибудь пять
станций,
И, спрятав паспорт, как
девиз,
Въезжаем в вольный город
Данциг,
Где нет ни армии, ни
виз!
Оттуда, меньше получаса,
Где палевеет зыбкий
пляж,
Курорта тонкая
гримаса –
Костюмированный голяш…
Сквозь пыльных листьев
блеклый шепот
Вульгарничает
казино –
То не твое ли сердце,
Цоппот,
Копьем наживы пронзено?
И топчет милые аллейки
Твои международный пшют.
Звучат дождинки, как
жалейки,
И мокрый франт смешон,
как шут…
1924. Сентябрь, 5
Цоппот
4
Пойдем на улицу
Шопена, –
О ней я грезил по годам…
Заметь: повеяла вервэна
От мимо проходящих дам…
Мы в романтическом
романе?
Растет иль кажется нам
куст?..
И наяву ль проходит пани
С презрительным рисунком
уст?..
Благоговейною походкой
С тобой идем, как не
идем…
Мелодий дымка стала
четкой,
И сквозь нее мы видим
дом,
Где вспыхнут буквы
золотые
На белом мраморе: «Здесь
жил,
Кто ноты золотом литые
В сейф славы Польши
положил».
Обман мечты! здесь нет
Шопена,
Как нет его квартиры
стен,
В которых, – там, у
гобелена, –
Почудился бы нам
Шопен!..
1924
Варшава
5
Уже Сентябрь над Новым
Светом
Позолотил свой синий
газ,
И фешенебельным каретам
Отрадно мчаться всем
зараз…
Дань отдаем соблазнам
стольким,
Что вскоре раздадим всю
дань…
Глаза скользят по встречным
полькам,
И всюду – шик, куда ни
глянь!
Они проходят в черных
тальмах
И гофрированных боа.
Их стройность говорит о
пальмах
Там где-нибудь на Самоа…
Они – как персики с
крюшоном:
Ледок, и аромат, и
сласть.
И в языке их притушенном
Такая сдержанная
страсть…
Изысканный шедевр
Guerlain'a –
Вервэна – в воздухе
плывет
И, как поэзия Верлэна,
В сердцах растапливает
лед.
Идем назад по
Маршалковской,
Что солнышком накалена,
Заходим на часок к
Липковской:
Она два дня уже больна.
Мы – в расфуфыренном отэле,
Где в коридорах
полумгла.
Снегурочка лежит в
постели
И лишь полнеет от тепла…
Лик героини Оффенбаха
Нам улыбается в мехах,
И я на пуф сажусь с
размаха,
Стоящий у нее в ногах.
И увлечен рассказом
близким
О пальмах, море и
сельце,
Любуюсь зноем австралийским
В игрушечном ее лице…
1924
Варшава