На ваш вопрос: «Какие
здесь
Заметны новые теченья?»,
Отвечу: как и прежде,
смесь
Ума с налетом
поглупенья.
Apollinaire, Salmon,
Sendra –
Вот три светила
футуризма!
Второе имя – слов
игра! –
Нас вводит в стадию
«рыбизма»,
Иначе – просто немоты:
Для уха нашего беззвучно
Их «нео-творчество»;
докучно
Оно, как символ тошноты.
А «дадаизм», последний
крик
Литературной ложной
моды.
Дегенератные уроды
Изображают крайний сдвиг
В театрике «Ambassadeurs»
Актер, игравший
дадаиста,
Кричал: «Да-да!» –
по-русски чисто –
Дадаистический пример!..
От пышного
«Folies-bergère»
До «Noctambules», мирка
студентов,
Их пародируют. Одни
Они – объект
экспериментов
Неисчерпаемый.
Они –
Великовозрастные дурни.
В салоне, в парковой
тени
И в подозрительной
«амурне»
Они завязли на зубах…
Ошеломляющая «слава»
Дегенератов (тлен и
прах!)
Плывет, как восковая
пава…
Исканье – вечный идеал
Художника. Но эти
«томы» –
Весьма плачевные
симптомы.
Теперь, когда весь мир
устал
От шестилетней гнусной
бойни,
От глупых деяний и слов,
Пора искусству стать
достойней
И побросать «хвосты
ослов!»
Уже в прославленном кафе
Среди Латинского
квартала
Моя знакомая встречала
Тонущего в своей строфе,
(А может статься – и в
софе,
Как в алькермессе!..)
солнцепевца,
Решившего покушать
хлебца
Французского. Итак,
Бальмонт
Вошел под кровлю «La
Rotonde»,
Где не бывал шесть лет.
За эти
Лета немало перемен,
Но он все так же
вдохновен
И непосредственен, как
дети.
Литературно обрусел
Париж достаточно. На
кейфе
Живет в Contrexevill'e
Тэффи,
И Бунин прочно здесь
осел.
Сменил на вкус бордоских
вин
«Денатуратный дух
Расеи»,
Вотще свой огород
посеяв,
Туземец Гатчины –
Куприн,
Маяк «Последних
новостей»!..
И, как ее ни ороси я,
Суха грядущая Россия
Для офранцуженных
гостей…
В Париже –
полу-Петербург,
Полу-Москва. И наша
«грыжа»,
Болезнь России, для
Парижа, –
Заметил друг словесных
пург,
Который брови вдруг насупил, –
Как для купчих
московских – жупел.
Весь мир похлебкою такой
Наш русский человек
«осупил»,
Что льется изо ртов
рекой
Она обратно… Для
француза
Эстета до мозга костей,
Приезд непрошеных
гостей,
Избегших «грыжи», –
вроде груза
На модном галстуке. Но
он,
Француз, любезен и
лощен:
Ведь узы прежнего союза
Обязывают до сих пор…
А потому – умолкни спор!
1920