Нет, волглая земля,
сырая;
только и может – тихо
тлеть;
мы знаем, почему она
такая,
почему огню на ней не
гореть.
Бегает девочка с красной лейкой,
пустоглазая, – и проворен бег;
а ее погоняют: спеши-ка, лей-ка,
сюда, на камень, на доски, в снег!
Скалится девочка:
«Везде побрызжем!»
На камне – смуглость и
зыбь пятна,
а снег дымится кружевом
рыжим,
рыжим, рыжим, рыжей
вина.
Петр чугунный сидит молча,
конь не ржет, и змей ни гугу.
Что ж, любуйся на ямы волчьи,
на рыжее кружево на снегу.
Ты, Строитель, сам
пустоглазый,
ну и добро! Когда б не
истлел,
выгнал бы девочку с
лейкой сразу,
кружева рыжего не
стерпел.
Но город и ты – во гробе оба,
ты молчишь, Петербург молчит.
Кто отвалит камень от гроба?
Господи, Господи: уже смердит.
Кто? Не Петр. Не вода.
Не пламя.
Близок Кто-то. Он
позовет.
И выйдет обвязанный
пеленами:
«Развяжите его. Пусть
идет».
1918-1938