Я посетил родимые
места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой,
Где каланчой с
березовою вышкой
Взметнулась колокольня
без креста.
Как много изменилось
там,
В их бедном
неприглядном быте.
Какое множество
открытий
За мною следовало по
пятам.
Отцовский дом
Не мог я распознать;
Приметный клен уж под
окном не машет,
И на крылечке не сидит
уж мать,
Кормя цыплят
крупитчатою кашей.
Стара, должно быть,
стала…
Да, стара.
Я с грустью озираюсь
на окрестность:
Какая незнакомая мне
местность:
Одна, как прежняя,
белеется гора,
Да у горы
Высокий серый камень.
Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной
мертвецы,
Застыли с
распростертыми руками.
По тропке, опершись на
подожок,
Идет старик, сметая
пыль с бурьяна.
«Прохожий!
Укажи, дружок,
Где тут живет Есенина
Татьяна?»
«Татьяна… Гм…
Да вон за той избой.
А ты ей что?
Сродни?
Аль, может, сын
пропащий?»
«Да, сын.
Но что, старик, с
тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь
скорбяще?»
«Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты
деда!..»
«Ах, дедушка, ужели
это ты?»
И полилась печальная
беседа
Слезами теплыми на пыльные
цветы.
………………………………………….
«Тебе, пожалуй, скоро
будет тридцать…
А мне уж девяносто…
Скоро в гроб.
Давно пора бы было
воротиться», –
Он говорит, а сам все
морщит лоб.
«Да!.. Время!..
Ты не коммунист?»
«Нет!..»
«А сестры стали
комсомолки.
Такая гадость! Просто
удавись!
Вчера иконы выбросили
с полки,
На церкви комиссар
снял крест.
Теперь и Богу негде
помолиться.
Уж я хожу украдкой
нынче в лес,
Молюсь осинам…
Может, пригодится…
Пойдем домой –
Ты все увидишь сам».
И мы идем, топча межой
кукольни.
Я улыбаюсь пашням и
лесам,
А дед с тоской глядит
на колокольню.
…………………………………………..
«Здорово, мать!
Здорово!» –
И я опять тяну к
глазам платок.
Тут разрыдаться может
и корова,
Глядя на этот бедный
уголок.
На стенке календарный
Ленин.
Здесь жизнь сестер,
Сестер, а не моя, –
Но все ж готов упасть
я на колени,
Увидев вас, любимые
края.
Пришли соседи…
Женщина с ребенком.
Уже никто меня не
узнает.
По-байроновски наша
собачонка
Меня встречала с лаем
у ворот.
Ах, милый край!
Не тот ты стал,
Не тот.
Да уж и я, конечно,
стал не прежний.
Чем мать и дед
грустней и безнадежней,
Тем веселей сестры
смеется рот.
Конечно, мне и Ленин
не икона,
Я знаю мир…
Люблю мою семью…
Но отчего-то все-таки
с поклоном
Сажусь на деревянную
скамью.
«Ну, говори, сестра!»
И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию,
пузатый «Капитал»,
О Марксе,
Энгельсе…
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно,
не читал.
И мне смешно,
Как шустрая девчонка
Меня во всем за
шиворот берет…
…………………………………….
……………………………………..
По-байроновски наша
собачонка
Меня встречала с лаем
у ворот.
1 июня 1924