1
Проснувшись рано, встал
Жако, шагнул через забор.
Заря окрасила едва
вершины дальних гор.
В траве кузнечик
стрекотал, жужжал пчелиный рой,
Над миром благовест
гудел – и плыл туман сырой.
Идет Жако и песнь поет;
звенит его коса;
За ним подкошенных
цветов ложится полоса.
И слышит он в густой
траве хрустальный голосок:
«Жако, Жако! иль ты
меня подкосишь, как цветок?»
Взглянул Жако, – сидит
в траве красавица Мюргит,
Одними кудрями ее
роскошный стан прикрыт.
Два крупных локона,
черней вороньего крыла,
Как рожки вьются надо
лбом; как мрамор, грудь бела;
Темней фиалки лепестков
лиловые глаза;
Сама рыдает, – а с
ресниц не скатится слеза.
Уста – румяные, как
кровь; в лице – кровинки нет.
Вокруг руки свилась
змея – и блещет, как браслет.
«Кой черт занес тебя
сюда?» – смеясь, спросил Жако.
«Везла я в город
продавать сыры и молоко.
Взбесился ослик и
сбежал, – не знаю, где найти.
Дай мне накинуть что-нибудь,
прикрой и приюти».
«Э, полно врать!» –
вскричал Жако, – какие там сыры?
Кто едет в город
нагишом до утренней поры?
Тут, видно, дело не
спроста. Рассмотрят на суду.
Чтоб мне души не
погубить, – к префекту я пойду».
«Тебе откроюсь я,
Жако», – заплакала она:
« Меня по воздуху носил
на шабаш Сатана.
Там в пляске время
провели, – потом запел петух.
Меня домой через поля
понес лукавый дух.
Вдруг, снизу колокол
завыл, – метнулся Сатана.
В траву, как пух,
слетела я. Вот вся моя вина.
О, горе мне! То – не
заря, то – мой костер горит!
Молчи, Жако! Не погуби
красавицу Мюргит!»
2
Гудят-поют колокола,
плывет могучий звон.
Вельможи, чернь – и
стар и млад – спешат со всех сторон.
Все лавки заперты; на
казнь глазеть пошли купцы.
Бежит молва, разносит
весть, несет во все концы.
Несется радостная
весть, сплочается народ.
За Маргариту молит клир
и певчих хор поет.
Во всех приходах за нее
по сотне свеч горит.
«Во славу Бога» ныне
жгут красавицу Мюргит.
«Эй, расступись,
честной народ!» – Расхлынула волна.
Монахи с пением кадят и
между них – она.
Идет. Спадает грубый
холст с лилейного плеча;
Дымясь, в руках ее
горит пудовая свеча.
Доносчик тут же; вслед
за ней, как бык, ревет Жако:
«Прости, прости меня,
Мюргит, – и будет мне легко!
Души своей не загубил,
– суду про все донес,
А что-то сердцу тяжело
и жаль тебя до слез».
Лиловым взором повела
красавица Мюргит:
«Отстань, дурак!» – ему
она сквозь зубы говорит –
Не время плакать и
тужить, когда костер готов.
Хоть до него мне не
слыхать твоих дурацких слов».
Но все сильней вопит
Жако и с воплем говорит:
«Эх, что мне жизнь! Эх,
что мне свет, когда в нем нет Мюргит!
Скажу, что ложен мой
донос, и вырву из огня.
Я за тебя на смерть
пойду – лишь поцелуй меня!»
Блеснула жемчугом зубов
красавица Мюргит,
Зарделся маком бледный
цвет нетронутых ланит, –
В усмешке гордой, зло
скривясь, раздвинулись уста, –
И стала страшною ее
земная красота.
«Я душу дьяволу предам
и вечному огню,
Но мира жалкого рабом
себя не оскверню.
И никогда, и никогда,
покуда свет стоит,
Не целовать тебе вовек красавицу
Мюргит!»