Вы – две иконы в храме
моей души:
Слепец безумный, ярый
Мунэ Сюлли
И ты, весенняя улыбка,
Нимфа Ионии, Айседора.
Я помню толпы, павшие
с плачем ниц,
С масличной ветвью,
возле колонн дворца.
О, что вам, дети? что
вам, дети,
Племя несчастное
старца Кадма?
Склонилось солнце,
кровель верхи златя.
Страдальцу шепчет
девушек легкий хор:
Поверь улыбчивой
надежде,
Кто была матерь твоя,
младенец?
Не Аполлон ли,
розоланитных нимф
Любовник тайный, зачал
тебя, дитя,
И нимфы грудью
сладкомлечной
Был ты взлелеян в
глухой дубраве?
Нет, брось надежды!
отцеубийца – ты,
На Кифероне твой
отзовется стон:
Кто осквернил
преступным браком
Матери, матери вдовье
ложе?
Ты с воплем вежды
кованым бьешь ремнем,
И червленеет кровью
слепой зрачок.
Ты пресмыкаешься во прахе,
Зверь, уязвленный
стрелою Рока.
Но что остудит
яростных мук костер?
Ах! кто осушит раны
горячей кровь?
Прохладный ветр любви
дочерней:
Посохом старцу – плечо
Исмены.
Я помню пляску нимфы
Диркейских струй
О, Айседора, рощ
Эриманфских цвет!
В покрове из цветов
весенних
Ты устремлялась к
родному солнцу!
То резвым фавном,
ствол приложив к губам,
Топтала стебли диких,
лесных цветов;
То, наклоняясь к белой
влаге,
Изнемогала в истоме
сладкой.
То, позабывши шелест
родных дубрав,
Хитоном красным нежную
скрывши грудь,
Сменяла ты напев
свирельный
Новыми гимнами арф
небесных.
Ты заменяла родины
злачный луг
Садами кринов и
золотых плодов,
И полевые розы Мосха
Райскою лилией Фра
Беато.
То нисходила в бледный
загробный мир,
Чаруя лирой страждущий
хор теней.
Услышь мой голос,
Евридика,
Голос любви за
печальным Орком!
Вы – две иконы в храме
моей души.
Вы – два фиала горьких
и сладких грез:
Вы дали пить мне на
Голгофе
Оцет Софокла и мед
Гомера.