«Боярин! Боярин! о чем
ты загрезил? куда
Глядишь ты печально, из
рук уронив повода?»
– «Кручины моей не
поймешь ты, мой верный слуга;
Давно мне постылы
родные леса и луга:
Там, в синей дали, за
лесами, как сон наяву,
Белеет дорога, и эта
дорога – в Литву.
Туда полечу, опоясавши
дедовский меч,
Туда, где уж боле не
слышится русская речь,
Где пашут волы на
чужих, незнакомых полях,
Где в темной корчме
веселятся венгерец и лях,
Где кости гремят и
веселые кубки шипят,
Где в небе синеют
вершины далеких Карпат.
Туда, где свой гроб
покидает алкающий труп,
Где бледные лица с
сомнительной алостью губ,
Где бродит монах, по
ночам, на дорогах глухих,
Где путник ночной
бережется безумных волчих…
Там – тоже весна. Там
фиалки цветут на лугах,
Поет соловей под
тенистою липой, и – ах! –
Там сердце одно
расцветает, как ландыш лесной,
И хочет любить и дышать
голубою весной.
Прости, мой слуга,
господина без страха покинь,
Уж ветром весенним лицо
мне ласкает Волынь».
– «Боярин! Боярин! тебе
не вернуться назад,
Истлеет твой труп у
подошвы далеких Карпат…
Сладка упырям
молодецкая русская кровь».
– «Мечом и крестом
завоюю весну и любовь».