На петлях ржавых не
скрипят ворота,
И не блестит из-за
прибрежных ив
Пруд, превратившийся в
стоячее болото, –
Когда-то синевой
сверкающий залив.
Заглохли цветники, и
розы одичали,
В шиповник превратясь.
Одни ползут вьюны,
Да высоко стоят кусты
ивана-чая
У истлевающей
разрушенной стены.
Где прежде дом стоял,
трех поколений зритель,
Крапива разрослась на
грудах кирпича…
Но в рощах, как и
встарь, летает дух-хранитель,
Слова утешные мне на ухо
шепча.
Зеленый, влажный мир!
Когда-то заколдован
Ты предо мной лежал, и,
к этим берегам
Магическою силою
прикован,
Я гимны пел твоим
богиням и богам!
Я взором пил лазурь в
тени глухого сада,
Молясь на бабочек, на
изумрудный мох…
Из каждого дупла смеялась
мне дриада,
И в каждом всплеске волн
я слышал нежный вздох.
Примолкли вы теперь,
растительные души,
Ловившие меня в
мгновенный плен…
Чем далее иду, тем диче
все и глуше.
Трава доходит до колен.
И, устремляясь вверх от
мусора и глины,
Как бы навек презревши
прах,
Купают ели-исполины
Свои вершины в небесах.
Суровые друзья, вы верно
сторожили
Приют семейных нег,
искусства и наук,
Где мой отец, мой дед,
уснувшие в могиле,
Страдали, мыслили –
теперь идет их внук.
Иссякли родники, на
месте роз – шиповник,
Одни лишь вы остались те
ж.
И на свиданье к вам
пришел я, как любовник,
Под сумрак ваш, который
вечно свеж.
Нетленна зелень вашей
хвои.
И как слеза чиста
прозрачная смола
На вековой коре.
Крушенье роковое
Лишь ваша мощь пережила.
Так и в душе моей ни
роз, ни струйной влаги,
Но из развалин, глины и
песка,
Как вы, могучая и полная
отваги,
Восходит мысль в лазурь,
за облака.
4 февраля 1925
Надовражино