Вот в лесу золотошумном
Глохнут мертвые тропы.
Гулко бьют по твердым
гумнам
Однозвучные цепы.
В переливах изумруда
Блещет, зыбко рябь
струя,
Гладь расплавленного
пруда –
Голубая чешуя.
Ветер дунет. Воду
тронет,
Пошевелит стрекозу.
Золотистую уронит,
Грустно, дерево – слезу.
Небывалою усладой
Полон я. Не шелестя,
Пролетай и в волны
падай,
Лист – отцветшее дитя!
Что-то как-то миновало.
Где-то кончилась гроза.
Без преград, без
покрывала
Вечность смотрит мне в
глаза.
Кто-то властный рек:
довольно.
Усмирившись и внемля,
Вновь безлюдна,
безглагольна,
Вновь молитвенна земля.
Круг полей – свободней,
шире.
В бесконечность убежа,
Тлеет в пламенной
порфире
Леса дальняя межа.
В этом кротком
позлащенье,
В вещем шорохе листвы,
Извещенье возвращенья
Жаркой майской синевы.
Смерть с рожденьем –
вечно то же,
Как начало и конец.
Осень, шествуй, в чащах
множа
Искрометный багрянец!
Возрастающим сверканьем
Жажду сердца утоли!
Лес, пускай мы вместе
канем
В смерть роскошную
земли.
Нежит матовая краска
Отвердевшего листа.
С детства ведомая ласка
В дальнем небе разлита.
В синем блеске мысли
стынут…
Иль из книги бытия
Возраст отроческий
вынут,
Или вновь младенец я?