Мой фонарь затеплен.
Где ты?
В небе – таянье
светил.
Сладким именем
Джульеты
Я бужу покой могил.
Путь мой верен. Вот
ограда.
Места нет мольбам,
слезам.
Ты со мною, стклянка
яда –
Исцеляющий бальзам.
Поцелуям, ласкам,
вздохам
Говорю «прости». С
тобой
Лягу я под черным
мохом
Зарастающей плитой.
Вижу лик – снегов
бескровней.
В волосах увял венок.
Перед образом, в
часовне,
Рдеет красный огонек.
Жизни тягостные цепи
Что мешает мне
совлечь?
Никого – в фамильном
склепе,
У бедра – мой верный
меч.
Помню вечер первой
встречи;
Ряд высоких, длинных
зал,
Зеркала, портреты,
свечи –
Беззаботный, шумный
бал.
Помню бешеные пляски,
Музыку с высоких хор.
Из-под черной
полумаски
Незнакомый, нежный
взор.
Шпаги, пестрые
камзолы,
Прелесть игр на все
лады.
Шум разгульный, шум
веселый.
В вазах – красные
плоды.
«На рассвете, на
рассвете
Дверь балкона отвори!»
Над садами Капулетти
Первый робкий луч
зари.
Жду: вот раскроются
двери балкона;
Светится милой окно в
вышине.
Там, далеко, за
садами, Верона
Спит в голубой тишине.
О, дорогая, прости.
Слышу: в поле
Жавронок трелью о дне
возвестил.
Нет, не могу
оставаться я доле;
Тает сиянье светил.
– О, погоди: нет, не
жавронок это:
Мирно полнощный поет
соловей.
Сонно в полях. Далеко
до рассвета.
Страх свой напрасный
развей.
Ты ль это, ты ль на
холодном граните?
Ты ль, чьи уста были
так горячи!
Плавно на кудрей
златистые нити
Льются лампады лучи.
Вот он, в холодном,
стеклянном сосуде
Мутный, страданья
кончающий яд.
Грудью к твоей
припадаю я груди,
Холодом смерти объят.