Веселый вечер майский. Все
от жара
Выходят отдохнуть,
садятся у крыльца,
И грохот музыки
доносится е бульвара…
Меж листьями горят
отливы багреца.
Вкруг храма белого, в
пыли, уснули скверы,
На клумбах зыблются
спаленные цветы,
И еще дышит зной от
каменной плиты.
Роями вывелись на улицах
гетеры.
И, тросточкой махая,
кавалеры
Им шепчут на ухо
развратные слова.
Бульвар стоит теперь, и
густ, и пылен…
Уже детьми истоптана
трава,
И против шалунов
городовой бессилен.
Всегда знакомых
встретишь в этот час.
На пыльном небе
звездочка мерцает,
И где-то мертвый
вспыхивает газ…
И незаметно ночь горячий
день сменяет.
А в переулках, у
Москвы-реки,
Фабричные толпятся,
дети, бабы…
Здесь замирает гул
пролеток слабый;
Отражены в воде, мерцают
огоньки;
А запад меркнет, тусклый
и кровавый.
В сиянии лучистых,
крупных звезд
Блестят Кремля золоченые
главы
И обрисованный узором
четким крест.
Далеко сад раскинулся
тенистый,
А там, за ним –
несметные огни.
Приятно сесть под
деревом, в тени,
Где веет ветер чистый.
Люблю Никольскую
полночною порой;
Здесь экипажей шум и
заглушен, и ровен;
Люблю я двери запертых
часовен
И огонек лампадки
золотой.
Я, шляпу сняв, крещусь
благоговейно…
Вдруг – белый свет из
верхнего окна,
И вижу вывеску нарядную
Феррейна,
Где до утра не знают
сна.
Закрыты окна лавки
синодальной.
Вот у дверей,
затворенных пока,
Молебна ждет народ
многострадальный:
В нем вера в чудо
глубока.
О, ночи синие! притихший
гул пролеток!
Душа, восторг
невыразимый пей.
Луна, скиталица
заоблачных степей,
О, как твой взор – и
благостен и кроток!