О, как завистливо
любуются тобой
Подруги страстные, когда
из медной урны
Ты ножки белые полощешь
над рекой,
Или плывешь, смеясь, по
глади вод лазурной.
Подруга первых игр и
шалостей твоих,
Сама невольно я тобой
любуюсь, Хлоя,
И, видя отроков, шепчу:
кому из них
В удел достанется
блаженство золотое?
Но я заметила, что ты с
недавних пор
Вся изменилась вдруг.
Как будто утомленья
И неги женственной
исполнен детский взор,
Пылает на щеках румянец
вожделенья.
Открой всю правду мне.
Головкою к плечу
Склонись, обвив меня
цветущими руками.
И грудь жемчужную и
плечи я хочу
Осыпать черными,
змеистыми кудрями.
Ах! что бы Дафнис дал,
чтобы ласкать, как я,
Две груди, чистые, как
белые голубки,
Шептать: «Я твой, я
твой! О Хлоя, ты – моя!»
Целуя сладкие и розовые
губки.
Признайся, уж не раз с
ним целовалась ты,
И перси нежные его
губами смяты…
Ах, и меня зажгли
желанья и мечты,
Которыми с тех пор
горишь и млеешь вся ты.
Смотри, из тростников
сверкает чей-то глаз…
То зритель наших игр и
сторож наш прилежный,
Неистовый сатир. Уж он
не в первый раз
Улегся в заросли,
любуясь нимфой нежной.
Ему пятнадцать лет. Он
весел и умен,
Хотя курнос и толст.
Венком увенчан хвойным,
И – бедный бог – себя,
хотя давно влюблен,
Твоих желанных ласк
считает недостойным.
Пойди, и с мальчиком
хоть малость пошали.
Принес он яблоко и грушу
в дар богине,
И молча на тебя любуется
вдали,
От солнца жгучего
укрывшись в вязкой тине.
Для слуха робких дев
приятен дикий крик
Сатира, сытого восторгом
сладострастья.
Лесному отроку отдай
себя на миг,
Чтоб задыхался он и
хохотал от счастья.