Присядем у раскрытого
окна
И отдохнем от
плаванья. Уж вечер
Озолотил остийские
сады,
И Тибр блестит вдали…
Дай руку мне.
В года твои дорога не
легка,
А море было бурно…
Отдохнем:
Рука с рукой, и голова
моя,
Склонясь к твоим
слабеющим коленям.
Покоится, а сердце
предвкушает
Последний упоительный
покой,
Нас ожидающий на лоне
Бога.
Я долго плыл по
жизненному морю,
Обуреваем волнами
греха
И ветром злым ученья
манихеев,
Но ты была мой кормчий
неусыпный,
И привела разбитую
ладью
К надежной пристани, и
сам Амвросий
Твое дитя заблудшее
приял,
И я на брег стал
твердою ногою:
Тот берег был крещения
купель
И благодать святая
Иисуса.
О, сколько слез ночами
ты лила,
Когда я шел путями
преисподней,
И, омраченный сумраком
греха,
Не видел солнца истины
Христовой,
И забывал Христа
святое имя,
Которое младенцем
восприял
С твоим млеком, из
этой милой груди.
Ты плакала, ты чахла;
а меж тем
Я утопал средь
пиршеств Карфагена,
И баснями языческих
певцов
Питал мой стыд, и в
поисках похвал
Пленял толпу искусными
речами,
И тешил плоть на ложе
вожделений,
И – ученик безбожных
манихеев, –
К ужасному готовясь
посвященью,
Служил стихиям
немощного мира…
Какие муки ты
перенесла,
То знает Бог один. Но
под конец
Сказал тебе епископ,
мудрый старец,
Которого о мне ты
умоляла:
«Покойна будь. Иди.
Сын слез таких
Не может до конца
погибнуть». Вскоре
Я прибыл, как учитель
красноречья,
В Медиолан прекрасный.
И однажды,
Когда скитался я по
площадям,
Объят тоской, томим
палящей жаждой
Вернуться вновь в
объятья Иисуса
И увлекаем от его
объятий
Видений адских стаей
сладострастной,
Услышал я божественное
пенье,
И завернул в собор, и
там увидел
Амвросия,
божественного мужа:
Потир, пылавший кровию
Христовой,
Он возносил,
простершись в алтаре.
И всё внезапно предо
мной смешалось:
Я видел только
огненный потир,
Кипевший алой кровью
Иисуса,
А вкруг него витали
херувимы,
Не в силах видеть
таинства любви,
Закрыв глаза
смятенными крылами!
И я в слезах ушел в
церковный сад
И там упал в
смоковничной тени,
В тени греха, как оный
Нафанаил,
И ждал, молясь. И
легкою стопой
По саду шел, не
подымая глаз,
Амвросий, кончивший
служенье. Я,
Схватив края его
священной ризы,
Его молил принять меня
в свой дом.
И он меня, под сению
греха
Простертого, рукою
властной вывел
В сияние Христовой благодати.
Но вновь я был в
отчаяньи простерт,
Молясь в слезах, язвим
грехом, под тенью
Смоковницы. И голос я
услышал,
Звеневший из далекого
окна,
Как бы напев незримой
райской лиры:
«Возьми, читай!» И я
раскрыл писанье
И утонул проснувшимся
умом
В премудрости
божественного Павла.
Так жизнь моя проходит
предо мной
В вечерний час, когда
зари сиянье
Ложится на синеющие
горы,
Стихает шум и вечер
наступивший
Зовет к молитве верных
Церкви чад.
О, мать, взгляни: как
обещанье рая,
Вдали сияет небо
золотое.
Твои глаза, ослабшие
от слез,
Уж видят мира горнего
сиянье,
Который для меня еще
закрыт
Покровом тяжким этой
грубой плоти.
Я – весь в тени, а ты
озарена,
И, кажется, уж улететь
готова
В отчизну светлых душ.
О, погоди:
Не оставляй меня в
долине скорби,
Веди, как прежде, сына
слез твоих,
Чтоб не ослаб на узком
я пути,
Не изнемог под
бременем Христовым…
Но знает Бог, когда
тебя призвать,
И если в том Его
святая воля,
Чтоб новым искушеньем
посетить
Смиренного и грешного
раба,
Его да будет воля.
Наша жизнь –
Не в этой бедной
плоти, а в Христе.
19 мая 1914
Дедово