Душа была безумием палима…
Всю
ночь он гнал лесного кабана…
Деревьев
расступается стена,
у ног
его зубцы Иерусалима.
Священный
град почил, как Рыцарь Белый,
повергнут
мановением Царя;
он
ждет тебя; холодная заря
ласкает
труп его похолоделый.
В
тяжелом сне он горестно затих
под
вещими Господними словами:
«О
сколько раз собрать птенцов Моих
хотел
я материнскими крылами!
Се
дом твой пуст, вместилище пороков!
До
страшного и горестного дня
ты не
увидишь более меня,
о
город, избивающий пророков!»
Какой
восторг тогда, какая боль
проснулась
в миг нежданно в сердце львином?
И
протекла пред верным паладином
вся
жизнь твоя погибшая, король!
И
вспомнил ты свою смешную славу
все
подвиги ненужные свои;
как
раненый, с коня ты пал на траву
с
росою слив горячих слез ручьи.
Почившего
Царя своих мечтаний
ты в
верности вассальной заверял,
и
простирал сверкающие длани,
и
рыцарские клятвы повторял.
Какой
глагол звучал в душе твоей?
И сон
какой в тот час тебе приснился?
Но до
звезды среди лесных ветвей
ты,
как дитя, и плакал и молился.
И
пред тобой безгрешною стопою
согбенный
весь под бременем креста,
благословляя
грешные места,
прошел
Господь кровавую тропою.
И
отпустил тебе твой Бог и брат
твои
вины, скорбя о сыне блудном,
и
заповедь о Граде Новом, чудном,
тебе
земной тогда поведал град.