Посвящается Я. Я. Христофоровой
Средь детских чистых
грез и призраков неясных
Дороже всех мне с
самых ранних лет
Был образ женщины; в
ее очах прекрасных
Я находить умел
глубокой скорби след:
Ты безнадежное и
кроткое страданье
Без ропота, без гнева,
без желанья,
То образ матери,
скорбящей неутешно
Над трупами
загубленных детей,
Весь осиянный скорбию
нездешней,
С ручьем горячих слез,
бегущим из очей...
Казалось, слезы те –
последняя отрада
На жизненном,
безрадостном пути...
Казалось, вся ее
надежда, вся услада –
В слезах отчаянья
бесследно изойти...
Чей образ милый тот?
От радости бледнея,
Я узнавал тебя, царица
Ниобея!
Как я любил тебя! В
минуты страшных грез,
В безумии тоски и
злобной и унылой
Я призывал к себе твой
образ грустно-милый,
Чтоб изойти с тобой в
одном потоке слез...
И вот мне чудилось, ты
надо мной склонялась,
И я свой дерзкий смех
в волненье прерывал,
И святость скорби мне
доступной вновь являлась,
И я молил тебя, чтоб
ты со мной осталась, –
Но милый образ грустно
ускользал.