Влюбленных в смерть не властен
тронуть тлен.
Ты
знаешь, ведь бессмертны только тени.
Ни
вздоха! Будь, как бледный гобелен!
Бесчувственно
минуя все ступени,
все
облики равно отпечатлев,
таи
восторг искусственных видений;
забудь
печаль, презри любовь и гнев,
стирая
жизнь упорно и умело,
чтоб
золотым гербом стал рыжий лев,
серебряным
– лилеи венчик белый,
отдай,
смеясь, всю скуку бытия
за
бред мечты, утонченной и зрелой…
Искусственный
и мертвый след струя,
причудливей
луны огни кинкетов,
капризную
изысканность тая;
вот
шерстяных и шелковых боскетов
без
аромата чинные кусты,
вот
блеск прозрачный ледяных паркетов,
где в
беспредельность мертвой пустоты
глядятся
ножки желтых клавикордов…
Вот
бальный зал, весь полный суеты,
больных
цветов и вычурных аккордов,
где
повседневны вечные слова,
хрусталь
зеркал прозрачней льда фиордов,
где
дышит смерть, а жизнь всегда мертва,
безумны
взоры и картинны позы,
где
все цветы живые существа,
и все
сердца искусственные розы,
но
где на всем равно запечатлен
твой
странный мир, забывший смех и слезы,
усталости
волшебной знавший плен,
о,
маг, прозревший тайны вышиванья
в
игле резец и кисть, Жиль Гобелен!
Пусть
все живет – безумны упованья!
Равно
бесцельно-скучны долг и грех;
картинные
твои повествованья
таят
в себе невыразимый смех!
Ты
прав один! Живое стало перстью,
но
грезы те, что ты вдали от всех
сплел,
из отверстья к новому отверстью
водя
иглой, свивая с нитью нить,
бессмертие
купив послушной шерстью, –
живут,
живут и будут вечно жить
загадочно,
чудесно и капризно;
им
даже смерть дано заворожить.
В них
тишина, печаль и укоризна,
Тебе,
о Жиль, была чужда земля
и
далека небесная отчизна, –
ты
отошел в волшебные поля,
где
шелковой луны так тонки нити,
толпы
теней мерцаньем веселя,
и где
луна всегда стоит в зените,
там
бисер слез играет дрожью звезд
на
бархате полуночных наитий,
там
радуга, как семицветный мост
расшита
в небе лучшими шелками…
О
Гобелен, ты был лукав и прост!
Как
ты, свой век, владыка над веками,
одно
лишь слово – изощренный вкус –
запечатлел
роскошными строками;
божественных
не признавая уз,
обожествив
причуды человека,
ты
был недаром гений и француз,
прообраз
мудрый будущего века.