О Доминик, мертва твоя гробница,
не слышен лай твоих святых собак;
здесь складки мертвые,
бесчувственные лица,
здесь золото и мрамор, сон и мрак.
В холодной мгле безумная Мария,
как трепетная раненая лань,
рвет на груди одежды голубые
и на Отца, стеня, подъемлет длань.
У ног ее окровавленный муж
простерт, вкусив покой давно
желанный,
и давит сердце вздох благоуханный
цветов увядших и бескрылых душ.