Если бедное сердце незримо рыдает
и исходит в слезах, и не хочет
простить,
кто заветное горе твое разгадает,
кто на грудь припадет, над тобой
зарыдает?
А, грустя, не простить – это вечно
грустить,
уронив, как дитя, золотистую нить!
Если сердце и бьется и рвется из
плена,
как под меткою сеткой больной
мотылек,
если злою иглою вонзится измена,
рвутся усики сердца, и сердцу из
плена
не дано, как вчера, ускользнуть,
упорхнуть.
Ах, устало оно, и пора отдохнуть!
Паутинкою снова закутана зыбкой
дремлет куколка сердца больного,
пока
не проснется и гибкой и радостной
рыбкой,
не утонет в потоках мелодии зыбкой,
не заблещет звездою мелькнувшей на
дне,
не заплещет с волною, прильнувши к
волне.
Вверь же бедное сердце кружению
звуков,
погрузи в забытье и прохладную лень,
в их волненье сомненье свое убаюкав,
бесконечность раздумий в безумии
звуков,
закружись полусонно, как легкая
тень,
оброненная тучкой на меркнущий день.