I
Три розы
серебристо-белых
И золотое сердце… Так
Судьбой начертаны
пределы
Любви твоей. И вещий
знак
В веках волнует мир
подлунный…
Твой герб, Мария
Гамильтон,
Певцы поют. И голос
струнный
Тревожит замогильный
сон.
Так на гербе –
кровавом поле –
Не увядает белый цвет.
И смысл таинственной
юдоли
Пусть нам поведает
поэт.
II
В горах Шотландии
счастливой
Ты родилась и там
жила,
Но вот судьбою
прихотливой
Ты к нам заброшена
была.
О, леди Гамильтон,
ужели
Иного не было пути?
Ужели ты без тайной
цели
Решила жребий свой
нести,
Нет, верю, жертва
неслучайна
Твоей любви и красоты,
И жизнь твоя – как
Божья тайна
У заповеданной черты.
III
На Север дикий, Север
хмурый
Пришла ты темною
тропой, –
Среди красавиц
белокурых
Была ты падшею
звездой.
Об этом знаю я
преданье,
Но что преданья и
слова,
Когда любовь –
воспоминанье
В душе моей еще жива!
Ты и в падении –
кометой
Горишь над миром в
высоте.
Свободна ты. Ведь
только это
Ведет к божественной
мете.
IV
Печален был твой взор
туманный,
Когда была ты на
земле.
Твои улыбки были
странны
Для нас, коснеющих во
зле.
Я помню, как лучи
сияли
Из-за тумана синих
глаз.
Когда мы все, смутясь,
читали
О новых празднествах
указ.
И помню, угасал
невольно
Наш буйный и угрюмый
спор.
И было страшно, было
больно
В твоем лице читать
укор.
V
Кто я, что помню все,
что было?
Ведь два столетия
прошло
С тех пор, как тайну
ты открыла
И жертвой оправдала зло…
Не спрашивай. Молчи.
Не знаю,
Когда я жил и как я
жил.
Я только верю, знаю,
чаю,
Что все восстанем из
могил.
Не будет времени,
Мария!
Нас позовут на
страшный суд…
Самодержавная Россия!
Ты слышишь? Ангелы
поют…
VI
И ты, о самодержец
властный,
Предстанешь пред
Судьей миров.
Ужели будем
безучастны,
Когда услышим трубный
зов!
В миг развернет
ужасный свиток
С мечом архангел.
Судия
Узрит бесстрастно
запись пыток
И казней злых… Но
бытия
Самой державы не
измерить…
На крыльях времени
спеша,
Летит в безверии и в
вере
Ее безумная душа
VII
И молвит царь: «За все
отвечу
Моей державной
головой.
Ты видишь, Судия,
предтечу
Твоей премудрости
святой.
Ужасных судорог личину
Недаром на лице ношу.
Господь! за русскую
равнину
Смиренно у Тебя прошу,
Я поднял этими руками
Ее из бездн до высоты.
Я вел бескрестными
путями
На крест ее – туда,
где Ты».
VIII
Мне снилось: пал я,
слыша трубы
И песню херувимских
сил.
И возглас прогремел
сугубый
Над зевом рухнувших
могил.
Я трепетал, когда
смешались
Земля и звезды, прах и
твердь;
Когда внезапно
сочетались
Душа и плоть, любовь и
смерть.
И облак красный скрыл
мгновенно
С державой мировой
царя:
Все то, что тленно,
что забвенно,
Сожгла надмирная заря.
IX
Не мне, не мне
косноязычно
Рассказывать о
страшном сне,
Где все сплелося
необычно
Вверху, внизу, внутри,
вовне.
Молчание. Вернусь на
землю,
Где есть Сегодня и
Вчера,
Где люди бытие
приемлют,
Как лев, растение,
гора…
Пусть это – призраки
земные.
Но дышат и живут они,
И страшен мне топор
над выей
И в эти, и в былые
дни.
X
И были сны земные
страшны
Там, во дворце царя
Петра,
Когда на царском пире
брашна
Вкушали с криками ура…
Тогда князь-папа
богохульно
Глумился над святыней…
Петр
Один на празднестве
разгульном
Всем управлял – и
пьян, и бодр.
И я не знаю, право,
кем он
Был зачарован в эту
ночь.
Внушил ему ужели демон
Марии гордость
превозмочь?