Мама! Хоть ты мне
откликнись и выслушай: больно
Жить в этом
мире! Зачем ты меня родила?
Мама! Быть может,
всё сам погубил я навеки, –
Да, но за что же
вся жизнь – как вино, как огонь, как стрела?
Стыдно мне, стыдно
с тобой говорить о любви,
Стыдно сказать,
что я плачу о женщине, мама!
Больно тревожить
твою безутешную старость
Мукой души ослепленной,
мятежной и лживой!
Страшно признаться,
что нет никакого мне дела
Ни до жизни,
которой ты меня учила,
Ни до молитв, ни
до книг, ни до песен.
Мама, я всё
забыл! Всё куда-то исчезло,
Всё растерялось,
пока, палимый вином,
Бродил я по
улицам, пел, кричал и шатался.
Хочешь одна
узнать обо мне всю правду?
Хочешь – признаюсь?
Мне нужно совсем не много:
Только бы снова
изведать ее поцелуи
(Тонкие губы с
полосками рыжих румян!),
Только бы снова
воскликнуть: «Царевна! Царевна!» –
И услышать в
ответ: «Навсегда».
Добрая мама!
Надень-ка ты старый салопчик,
Да помолись
Ченстоховской
О бедном сыне
своем
И о женщине с
черным бантом!
осень 1910