В гудящем перезвоне
Плывут углы и рвы...
Летят шальные кони –
Раскормленные львы.
Пожарный в светлой каске,
Усатый кум Пахом,
Качаясь в мерной пляске,
Стоит над облучком.
«Тра-ра! Пошли с дороги!..»
Звенит-поет труба.
Гремя промчались дроги
У самого столба.
Блестят на солнце крупы
Лоснящихся коней.
Вдогонку мальчик глупый
Понесся из сеней...
Крик баб и визги шавок.
Свистки! Галдеж! Содом!
На площади у лавок
Горит-пылает дом.
Кони стали. Слез Пахом...
Ну-ка, лестницу живее!
Вьются дымчатые змеи...
Пламя в бешенстве лихом,
Словно рыжий дикий локон
Вырывается из окон...
Но пожарный наш не трус:
Слившись с лестницею зыбкой,
Вверх карабкается шибко,
Улыбаясь в черный ус.
Изогнувшись, словно бес,
Возле
крыши в люк мансарды
Прыгнул легче леопарда
И исчез...
Дым и пламень... Треск и вой,
А внизу
Верещит городовой,
Люд гудит, как лес в грозу...
Свищут юркие мальчишки,
Взбудораженные Гришки –
И струя воды столбом
Лупит в дом!
Две минуты – три – и пять...
Ах, как долго надо ждать!
Из раскрытого окна,
Раздвигая дым янтарный,
Черный, словно сатана,
Появляется пожарный:
А под мышкой у Пахома
Спит трехлетний мальчик Дема,
Прислонясь к щеке усатой
Головенкою лохматой...
Мать внизу кричит и плачет.
Верховой куда-то скачет.
Эй, воды, еще – еще!
Гаснет пламя. Пар шипящий
Встал над домом белой чашей,
Хорошо!
Переулками
сонными едет обратно обоз,
Разгоняя
бродячее стадо взлохмаченных коз.
Кони
шеи склонили и пена на землю летит.
На
последней повозке Пахом утомленный сидит.
Над
заборами буйно синеет густая сирень,
Дым
из трубки Пахома струится, как сизая тень...
Наклонился
Пахом – и слегка покачал головой:
Вся
ладонь в пузырях... Ничего, заживет, не впервой!
Капли
пота и сажи ползут по горячей щеке,
Кони
тихо свернули за церковь к болтливой реке.
Солнце
вспыхнуло в каске багровой закатной свечой...
За
амбаром кружит голубок над родной каланчой.
<1921>