Адам
молчал, сурово, зло и гордо,
Спеша
из рая, бледный, как стена.
Передник
кожаный зажав в руке нетвердой,
По-детски
плакала дрожащая жена...
За
ними шло волнующейся лентой
Бесчисленное
пестрое зверье:
Резвились
юные, не чувствуя момента,
И
нехотя плелось угрюмое старье.
Дородный
бык мычал в недоуменье:
«Ярмо...
Труд в поте морды... О, Эдем!
Я
яблок ведь не ел от сотворенья,
И
глупых фруктов я вообще не ем...»
Толстяк
баран дрожал, тихонько блея:
«Пойдет
мой род на жертвы и в очаг!
А
мы щипали мох на триста верст от змея
И
сладкой кротостью дышал наш каждый шаг...»
Ржал
вольный конь, страшась неволи вьючной,
Тоскливо
мекала смиренная коза,
Рыдали
раки горько и беззвучно,
И
зайцы терли лапами глаза.
Но
громче всех в тоске визжала кошка:
«За
что должна я в муках чад рожать?!»
А
крот вздыхал: «Ты маленькая сошка,
Твое
ли дело, друг мой, рассуждать...»
Лишь
обезьяны весело кричали, –
Почти
все яблоки пожрав уже в раю, –
Бродяги
верили, что будут без печали
Они
их рвать – теперь в ином краю.
И
хищники отчасти были рады:
Трава
в раю была не по зубам!
Пусть
впереди облавы и засады,
Но
кровь и мясо, кровь и мясо там!..
Адам
молчал, сурово, зло и гордо,
По-детски
плакала дрожащая жена.
Зверье
тревожно подымало морды.
Лил
серый дождь, и даль была черна...
<1910>