Крутя рембрандтовской
фигурой,
Она по
берегу идет.
Слежу,
расстроенный и хмурый,
А безобразники-амуры
Хохочут
в уши: «Идиот!»
Ее
лицо белее репы,
У ней
трагичные глаза...
Зачем
меня каприз нелепый
Завлек
в любовные вертепы –
Увы, не
смыслю ни аза!
Она жена,
– и муж в отлучке.
При
ней четыре рамоли,
По одному
подходят к ручке –
Я не
причастный к этой кучке,
Томлюсь,
как барка на мели.
О лоботряс!
Еще недавно
Я дерзко
женщин презирал,
Не
раз вставал в борьбе неравной,
Но здесь,
на даче, слишком явно –
Я пал,
я пал, я низко пал!
Она зовет
меня глазами...
Презреть
ли глупый ритуал?
А вдруг
она, как в модной драме,
Всплеснет
атласными руками
И крикнет:
Хлыщ! Щенок! Нахал!!
Но пусть...
Хочу узнать воочью:
«Люблю
тебя и так и сяк,
Люблю
тебя и днем и ночью...»
Потом
прибегну к многоточью,
Чтоб мой
источник не иссяк.
Крутя
рембрандтовской фигурой,
Она прошла,
как злая рысь...
И,
молчаливый и понурый,
Стою
на месте, а амуры
Хохочут
в уши: обернись!
<1908>
Гунгербург