Зачем он мне снился, смятенный,
нестройный,
Рожденный из глубин не наших времен,
Тот сон о Стокгольме, такой
беспокойный,
Такой уж почти и нерадостный сон…
Быть может, был праздник, не знаю
наверно,
Но только все колокол, колокол звал;
Как мощный орган, потрясенный
безмерно,
Весь город молился, гудел, грохотал…
Стоял на горе я, как будто народу
О чем-то хотел проповедовать я,
И видел прозрачную тихую воду,
Окрестные рощи, леса и поля.
«О, Боже, – вскричал я в тревоге, –
что, если
Страна эта истинно родина мне?
Не здесь ли любил я и умер не здесь
ли,
В зеленой и солнечной этой стране?»
И понял, что я заблудился навеки
В слепых переходах пространств и
времен,
А где-то струятся родимые реки,
К которым мне путь навсегда
запрещен.