–
Посвящение –
–
Комедьянту, игравшему Ангела, –
или
Ангелу, игравшему Комедьянта –
не
все равно ли, раз – Вашей милостью –
я,
вместо снежной повинности Москвы
19
года несла – нежную.
1
Я помню ночь на склоне ноября.
Туман и дождь. При свете фонаря
Ваш нежный лик – сомнительный и
странный,
По-диккенсовски – тусклый и
туманный,
Знобящий грудь, как зимние моря…
– Ваш нежный лик при свете фонаря.
И ветер дул, и лестница вилась…
От Ваших губ не отрывая глаз,
Полусмеясь, свивая пальцы в узел,
Стояла я, как маленькая Муза,
Невинная – как самый поздний час…
И ветер дул и лестница вилась.
А на меня из-под усталых вежд
Струился сонм сомнительных надежд.
– Затронув губы, взор змеился мимо… –
Так серафим, томимый и хранимый
Таинственною святостью одежд,
Прельщает Мир – из-под усталых вежд.
Сегодня снова диккенсова ночь.
И тоже дождь, и так же не помочь
Ни мне, ни Вам, – и так же хлещут
трубы,
И лестница летит… И те же губы…
И тот же шаг, уже спешащий прочь –
Туда – куда-то – в диккенсову ночь.
2 ноября 1918
Мало
ли запястий
Плелось,
вилось?
Что
тебе запястье
Мое
– далось?
Все
кругом да около –
Что
кот с мышом!
Нет,
– очами, сокол мой,
Глядят
– не ртом!
19 ноября 1918
Не
любовь, а лихорадка!
Легкий
бой лукав и лжив.
Нынче
тошно, завтра сладко,
Нынче
помер, завтра жив.
Бой
кипит. Смешно обоим:
Как
умен – и как умна!
Героиней
и героем
Я
равно обольщена.
Жезл
пастуший – или шпага?
Зритель,
бой – или гавот?
Шаг
вперед – назад три шага,
Шаг
назад – и три вперед.
Рот
как мед, в очах доверье,
Но
уже взлетает бровь.
Не
любовь, а лицемерье,
Лицедейство
– не любовь!
И
итогом этих (в скобках –
Несодеянных!)
грехов –
Будет
легонькая стопка
Восхитительных
стихов.
20 ноября 1918
Концами
шали
Вяжу
печаль твою.
И
вот – без шали –
На
площадях пою.
Снятó
проклятие!
Я
госпожа тебе!
20 ноября 1918
Дружить
со мной нельзя, любить меня – не можно!
Прекрасные
глаза, глядите осторожно!
Баркасу
должно плыть, а мельнице – вертеться.
Тебе
ль остановить кружáщееся сердце?
Порукою
тетрадь – не выйдешь господином!
Пристало
ли вздыхать над действом комедийным?
Любовный
крест тяжел – и мы его не тронем.
Вчерашний
день прошел – и мы его схороним.
20 ноября 1918
Волосы
я – или воздух целую?
Веки
– иль веянье ветра над ними?
Губы
– иль вздох под губами моими?
Не
распознаю и не расколдую.
Знаю
лишь: целой блаженной эпохой,
Царственным
эпосом – струнным и странным –
Приостановится...
Это
короткое облачко вздоха.
Друг!
Все пройдет на земле, – аллилуйя!
Вы
и любовь, – и ничто не воскреснет.
Но
сохранит моя темная песня –
Голос
и волосы: струны и струи.
22 ноября 1918
Не
успокоюсь, пока не увижу.
Не
успокоюсь, пока не услышу.
Вашего
взора пока не увижу,
Вашего
слова пока не услышу.
Что-то
не сходится – самая малость!
Кто
мне в задаче исправит ошибку?
Солоно-солоно
сердцу досталась
Сладкая-сладкая
Ваша улыбка!
–
Баба! – мне внуки на урне напишут.
И
повторяю – упрямо и слабо:
Не
успокоюсь, пока не увижу,
Не
успокоюсь, пока не услышу.
23 ноября 1918
Вы
столь забывчивы, сколь незабвенны.
–
Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! –
Сказать
еще? – Златого утра краше!
Сказать
еще? – Один во всей вселенной!
Самой
Любви младой военнопленный,
Рукой
Челлини ваянная чаша.
Друг,
разрешите мне на лад старинный
Сказать
любовь, нежнейшую на свете.
Я
Вас люблю. – В камине воет ветер.
Облокотясь
– уставясь в жар каминный –
Я
Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я
говорю, как маленькие дети.
Друг!
Все пройдет! Виски в ладонях сжаты,
Жизнь
разожмет! – Младой военнопленный,
Любовь
отпустит вас, но – вдохновенный –
Всем
пророкочет голос мой крылатый –
О
том, что жили на земле когда-то
Вы
– столь забывчивый, сколь незабвенный!
25 ноября 1918
Короткий
смешок,
Открывающий
зубы,
И
легкая наглость прищуренных глаз.
–
Люблю Вас! – Люблю Ваши зубы и губы,
(Все
это Вам сказано – тысячу раз!)
Еще
полюбить я успела – постойте! –
Мне
помнится: руки у Вас хороши!
В
долгу не останусь, за все – успокойтесь –
Воздам
неразменной деньгою души.
Посмейтесь!
Пусть нынешней ночью приснятся
Мне
впадины чуть-улыбнувшихся щек.
Но
даром – не надо! Давайте меняться:
Червонец
за грошик: смешок – за стишок!
27 ноября 1918
Нá
смех и нá зло:
Здравому
смыслу,
Ясному
солнцу,
Белому
снегу –
Я
полюбила:
Мутную
полночь,
Льстивую
флейту,
Праздные
мысли.
Этому
сердцу
Родина
– Спарта.
Помнишь
лисенка,
Сердце
спартанца?
–
Легче лисенка
Скрыть
под одеждой,
Чем
утаить вас,
Ревность
и нежность!
1 декабря 1918
Мне
тебя уже не надо,
Милый
– и не оттого что
С
первой почтой – не писал.
И
не оттого что эти
Строки,
писанные с грустью,
Будешь
разбирать – смеясь.
(Писанные
мной одною –
Одному
тебе! – впервые! –
Расколдуешь
– не один.)
И
не оттого что кудри
До
щеки коснутся – мастер
Я
сама читать вдвоем! –
И
не оттого что вместе
–
Над неясностью заглавных! –
Вы
вздохнете, наклонясь.
И
не оттого что дружно
Веки
вдруг смежатся – труден
Почерк,
– да к тому – стихи!
Нет,
дружочек! – Это проще,
Это
пуще, чем досада:
Мне
тебя уже не надо –
Оттого
что – оттого что –
Мне
тебя уже не надо!
3 декабря 1918
Розовый
рот и бобровый ворот –
Вот
лицедеи любовной ночи.
Третьим
была – Любовь.
Рот
улыбался легко и нагло.
Ворот
кичился бобровым мехом.
Молча
ждала Любовь.
Сядешь
в кресла, полон лени.
Встану
рядом на колени,
Без
дальнейших повелений.
С
сонных кресел свесишь руку.
Подыму
ее без звука,
С
перстеньком китайским – руку.
Перстенек
начищен мелом.
–
Счастлив ты? – Мне нету дела!
Так
любовь моя велела.
5 декабря 1918
Ваш
нежный рот – сплошное целованье...
– И
это все, и я совсем как нищий.
Кто
я теперь? – Единая? – Нет, тыща!
Завоеватель?
– Нет, завоеванье!
Любовь
ли это – или любованье,
Пера
причуда – иль первопричина,
Томленье
ли по ангельскому чину –
Иль
чуточку притворства – по призванью.
–
Души печаль, очей очарованье,
Пера
ли росчерк – ах! – не все равно ли,
Как
назовут сие уста – доколе
Ваш
нежный рот – сплошное целованье!
Декабрь 1918
«Поцелуйте
дочку!»
Вот
и все. – Как скупо! –
Быть
несчастной – глупо.
Значит,
ставим точку.
Был
у Вас бы малый
Мальчик,
сын единый –
Я
бы Вам сказала:
«Поцелуйте
сына!»
Это
и много и мало.
Это
и просто и темно.
Та,
что была вероломной,
Зá
вечер – верная стала.
Белой
монашкою скромной,
–
Парой опущенных глаз. –
Та,
что была неуемной,
Зá
вечер вдруг унялась.
Начало января 1919
Бренные
губы и бренные руки
Слепо
разрушили вечность мою.
С
вечной Душою своею в разлуке –
Бренные
губы и руки пою.
Рокот
божественной вечности – глуше.
Только
порою, в предутренний час –
С
темного неба – таинственный глас:
–
Женщина! – Вспомни бессмертную душу!
Конец декабря 1918
Не
поцеловали – приложились.
Не
проговорили – продохнули.
Может
быть – Вы на земле не жили,
Может
быть – висел лишь плащ на стуле.
Может
быть – давно под камнем плоским
Успокоился
Ваш нежный возраст.
Я
себя почувствовала воском:
Маленькой
покойницею в розах.
Руку
нá сердце кладу – не бьется.
Так
легко без счастья, без страданья!
–
Так прошло – что у людей зовется –
На
миру – любовное свиданье.
Начало января 1919
Друзья
мои! Родное триединство!
Роднее
чем в родстве!
Друзья
мои в советской – якобинской –
Маратовой
Москве!
С
вас начинаю, пылкий Антокольский,
Любимец
хладных Муз,
Запомнивший
лишь то, что – панны польской
Я
именем зовусь.
И
этого – виновен холод братский,
И
сеть иных помех! –
И
этого не помнящий – Завадский!
Памятнейший
из всех!
И,
наконец – герой меж лицедеев –
От
слова бытиё
Все
имена забывший – Алексеев!
Забывший
и свое!
И,
упражняясь в старческом искусстве
Скрывать
себя, как черный бриллиант,
Я
слушаю вас с нежностью и грустью,
Как
древняя Сивилла – и Жорж Занд.
13 января 1919
В
ушах два свиста: шелка и метели!
Бьется
душа – и дышит кровь.
Мы
получили то, чего хотели:
Вы
– мой восторг – до снеговой постели,
Я –
Вашу смертную любовь.
27 января 1919
Шампанское
вероломно,
А все
ж наливай и пей!
Без
розовых без цепей
Наспишься
в могиле темной!
Ты
мне не жених, не муж,
Твоя
голова в тумане...
А
вечно одну и ту ж –
Пусть
любит герой в романе!
Скучают
после кутежа.
А я
как веселюсь – не чаешь!
Ты
– господин, я – госпожа,
А
главное – как ты, такая ж!
Не
обманись! Ты знаешь сам
По
злому холодку в гортани,
Что
я была твоим устам –
Лишь
пеною с холмов Шампани!
Есть
золотые кутежи.
И
этот мой кутеж оправдан:
Шампанское
любовной лжи –
Без
патоки любовной правды!
Солнце
– одно, а шагает по всем городам.
Солнце
– мое. Я его никому не отдам.
Ни
на час, ни на луч, ни на взгляд. – Никому. – Никогда!
Пусть
погибают в бессменной ночи города!
В
руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!
Пусть
себе руки, и губы, и сердце сожгу!
В
вечную ночь пропадет – погонюсь по следам...
Солнце
мое! Я тебя никому не отдам!
Февраль 1919
Да
здравствует черный туз!
Да
здравствует сей союз
Тщеславья
и вероломства!
На
темных мостах знакомства,
Вдоль
всех фонарей – любовь!
Я
лживую кровь свою
Пою
– в вероломных жилах.
За
всех вероломных милых
Грядущих
своих – я пью!
Да
здравствует комедьянт!
Да
здравствует красный бант
В
моих волосах веселых!
Да
здравствуют дети в школах,
Что
вырастут – пуще нас!
И,
юности на краю,
Под
тенью сухих смоковниц –
За
всех роковых любовниц
Грядущих
твоих – я пью!
Москва, март 1919
Сам
Черт изъявил мне милость!
Пока
я в полночный час
На
красные губы льстилась –
Там
красная кровь лилась.
Пока
легион гигантов
Редел
на донском песке,
Я с
бандой комедиантов
Браталась
в чумной Москве.
Хребет
вероломства – гибок.
О,
сколько их шло на зов
.......................
моих улыбок
.......................
моих стихов.
Чтоб
Совесть не жгла под шалью –
Сам
Черт мне вставал помочь.
Ни
утра, ни дня – сплошная
Шальная,
чумная ночь.
И
только порой, в тумане,
Клонясь,
как речной тростник,
Над
женщиной плакал – Ангел
О
том, что забыла – Лик.
Март 1919