Румянец яблока, на фоне
Сентября,
С его травой-листвой
воздушно-золотою,
Румянец девушки, когда горит
заря,
Румянец девушки, идущей за
водою,
Меж тем как в серебре и в
зеркале реки
Мелькают, зыбкие, и пляшут
огоньки.
Румянец сладостно-стыдливого
незнанья,
Когда услышит вдруг она
Ее смутившее признанье,
И он, сдержав свое дыханье,
Безмолвно чувствует, что радость
– суждена.
И наконец еще, румянец тот,
предельный,
Когда они вдвоем сливаются в
одно,
И чашей полной, чашей цельной
Пьют сладко-пьяное вино,
И в этой неге беспредельной,
В предвестье сказки колыбельной,
Разбиться чаше суждено.