Постой. Мне кажется, что я о
чем-то позабыл.
Чей
странный вскрик: «Змея! Змея!» – чей это возглас был?
О том
я в сказке ли читал? Иль сам сказал кому?
Или
услышал от кого? Не знаю, не пойму.
Но в
этот самый беглый миг я вспомнил вдруг опять,
Как
сладко телом к телу льнуть, как радостно обнять,
И как
в глаза идет огонь зеленых женских глаз,
И как
возможно в Вечный Круг сковать единый час.
О, в этот
миг, когда ты мне шепнула: «Милый мой!» –
Я
вдруг почувствовал, что вновь я схвачен властной Тьмой,
Что
звезды к звездам в Небесах стремительно текут,
Но все
созвездья сплетены в один гигантский жгут.
И в
этот жгут спешат, бегут несчетности людей,
Снаружи
он блестящ и тверд, но в полости своей,
Во
впалой сфере жадных звезд сокрыта топь болот,
И кто
войдет, о, кто войдет, – навек с ним кончен счет.
Безумный
сон. Правдив ли он иль ложен, – как мне знать?
Но
только вдруг я ощутил, что страшно мне обнять,
И я
люблю – и я хочу – и я шепчу: «Моя!»
Но
молча в памяти моей звенит: «Змея! Змея!»