Когда на медленных
качелях
Меняли звезды свой узор,
И тихим шепотом, в
метелях,
Вели снежинки разговор, –
Когда от северных сияний
Гиганты Ночи не могли
Заснуть, и ежились в
тумане,
Во льдистой колющей пыли, –
Когда хрустением
сердитым
Перекликались по векам,
Над Океаном ледовитым,
Материки к материкам, –
Когда в чертах тупых и
острых
Установились берега,
Возник священный
полуостров,
Где вещи до сих пор снега.
Доныне зимы там упорны,
Но нежны помыслы весны,
И до сих пор колдуют
Норны,
В час ворожащей тишины.
Когда, еще без счета,
ночи
Не отмечались там никем,
И не был слышен смех
сорочий,
И лес без певчих птиц был нем, –
Когда в молчании Природы
Та пытка чувствовалась там,
Что в тесный миг вещает
роды,
Ведет по узким воротам, –
Осина, в бледности
невольной,
Вдруг вспела шаткою листвой,
И перепевом,
крепкоствольный,
Отбросил ясень шепот свой.
О чем два дерева
шептали,
Какая тайна в них была,
Лишь знает Солнце в
синей дали,
Лишь помнит Месячная мгла.
Но ясень мужем стал
могучим,
Осина нежною женой.
А в тот же час, по
черным тучам,
Гроза летела вышиной.
И разорвавшиеся громы,
И переклички всех ветров,
Молниеносные изломы,
Ниспали в емкость голосов.
Они возникли отовсюду,
Из ямин, впадин, и пещер,
Давая ход и волю гуду,
Меняя звуковой размер.
Все было вскрытье льда,
дрожанье,
Вся разорвалась тишина,
От комариного жужжанья
До рева ярого слона.
А ясный муж смотрел,
любуясь,
На
синеглазую жену,
Еще не зная, не целуясь,
Но, весь весна, любя весну.
И был в их душах
перешепот,
И ощупь млеющих огней,
Как будто самый дальний
топот
В века умчавшихся коней.