Горючим ядом было
христианство.
Ужаленная им душа
металась
В неистовстве и
корчах: совлекая
Отравленный хитон
Геракла – плоть.
Живая глина обжигалась
в жгучем
Вникающем и плавящем
огне.
Душа в борьбе и муках
извергала
Отстоенную радость
бытия
И полноту языческого
мира.
Был так велик небесной
кары страх,
Что муки всех
прижизненных застенков
Казались
предпочтительны. Костры
Пылали вдохновенно,
очищая
От одержимости и
ересей
Заблудшие, метущиеся
души.
Доминиканцы жгли
еретиков,
А университеты жгли
колдуний.
Но был хитер и ловок
Сатана:
Природа мстила, тело
издевалось,
Могучая заклепанная
хоть
Искала выходы. В
глухом подполье
Монах гноил бунтующую
плоть
И мастурбировал,
молясь Мадонне.
Монахини, в экстазе
отдаваясь
Грядущему в полночи
жениху,
В последней спазме не
могли различить
Иисусов лик от лика
Сатаны.
Весь мир казался
трупом, Солнце – печью
Для грешников.
Спаситель – палачом.