ЮРИЮ
ВЕРХОВСКОМУ
(При получении «Идиллий и Элегий»)
Дождь мелкий, разговор
неспешный,
Из-под цилиндра прядь
волос,
Смех легкий и немножко
грешный –
Ведь так при встречах
повелось?
Но вот – какой-то
светлый гений
С туманным факелом в
руке
Занес ваш дар в мой дом
осенний,
Где я – в тревоге и в
тоске.
И в шуме осени суровом
Я вспомнил вас, люблю
уже
За каждый ваш намек о
новом
В старинном, грустном чертеже.
Мы посмеялись, пошутили,
И всем придется, может
быть,
Сквозь резвость томную
идиллий
В ночь скорбную элегий
плыть.
Сентябрь
1910
ВАЛЕРИЮ
БРЮСОВУ
(При получении «Зеркала теней»)
И вновь, и вновь твой
дух таинственный
В глухой ночи, в ночи пустой
Велит к твоей мечте
единственной
Прильнуть и пить напиток
твой.
Вновь причастись души
неистовой,
И яд, и боль, и сладость
пей,
И тихо книгу
перелистывай,
Впиваясь в зеркало
теней...
Пусть, несказанной мукой
мучая,
Здесь бьется страсть,
змеится грусть,
Восторженная буря случая
Сулит конец, убийство –
пусть!
Что жизнь пытала, жгла,
коверкала,
Здесь стало легкою
мечтой,
И поле траурного зеркала
Прозрачной стынет
красотой...
А красотой без слов
повелено:
«Гори, гори. Живи, живи.
Пускай крыло души прострелено
–
Кровь обагрит алтарь
любви».
20 марта 1912
ВЛАДИМИРУ
БЕСТУЖЕВУ
(Ответ)
Да, знаю я: пронзили
ночь отвека
Незримые лучи.
Но меры нет страданью
человека,
Ослепшего в ночи!
Да, знаю я, что в тайне
– мир прекрасен
(Я знал Тебя, Любовь!),
Но этот шар над льдом
жесток и красен,
Как гнев, как месть, как кровь!
Ты ведаешь, что некий
свет струится,
Объемля все до дна,
Что ищет нас, что в
свисте ветра длится
Иная тишина...
Но страннику, кто
снежной ночью полон,
Кто загляделся в тьму,
Приснится, что не в
вечный свет вошел он,
А луч сошел к нему.
23 марта 1912
ВЯЧЕСЛАВУ
ИВАНОВУ
Был скрипок вой в
разгаре бала.
Вином и кровию дыша,
В ту ночь нам судьбы
диктовала
Восстанья страшная душа.
Из стран чужих, из стран
далеких
В наш огнь вступивши
снеговой,
В кругу безумных,
томнооких
Ты золотою встал главой.
Слегка согбен, не стар,
не молод,
Весь – излученье тайных
сил,
О, скольких душ
пустынный холод
Своим ты холодом
пронзил!
Был миг – неведомая
сила,
Восторгом разрывая
грудь,
Сребристым звоном
оглушила,
Секучим снегом ослепила,
Блаженством исказила
путь!
И в этот миг, в слепящей
вьюге,
Не ведаю, в какой
стране,
Не ведаю, в котором
круге,
Твой странный лик явился
мне...
И я, дичившийся доселе
Очей пронзительных
твоих,
Взглянул... И наши души
спели
В те дни один и тот же
стих.
Но миновалась ныне
вьюга.
И горькой складкой те
года
Легли на сердце мне. И
друга
В тебе не вижу, как
тогда.
Как в годы юности, не
знаю
Бездонных чар твоей
души...
Порой, как прежде,
различаю
Песнь соловья в твоей
глуши...
И много чар, и много
песен,
И древних ликов
красоты...
Твой мир, поистине,
чудесен!
Да, царь самодержавный –
ты.
А я, печальный, нищий,
жесткий,
В час утра встретивший
зарю,
Теперь на пыльном
перекрестке
На царский поезд твой
смотрю.
18 апреля 1912
АННЕ
АХМАТОВОЙ
«Красота страшна», – Вам
скажут –
Вы накинете лениво
Шаль испанскую на плечи,
Красный розан – в
волосах.
«Красота проста», – Вам
скажут –
Пестрой шалью неумело
Вы укроете ребенка,
Красный розан – на полу.
Но, рассеянно внимая
Всем словам, кругом
звучащим,
Вы задумаетесь грустно
И твердите про себя:
«Не страшна и не проста
я;
Я не так страшна, чтоб
просто
Убивать; не так проста
я,
Чтоб не знать, как жизнь
страшна».
16 декабря 1913