Он придет, обезумевший
мир,
Который поэтом
прославлен.
Будет сладостным ядом
отравлен
Воздух и самый эфир.
С каждым мигом впивая
отраву,
Обезумеют бедные дети земли:
Мудрецы – земледельцы –
певцы – короли –
Звери – птицы – деревья
– и травы.
Станут распускаться
странные цветы,
Яркие как солнце,
дышащие пряно,
Открывая к воздуху
жаждущие рты.
Яркостью нежданной
заблестев, поляны
Заструят томительный,
жгучий аромат.
Птицы исступленные
стаями взлетят,
Над блестящим городом и
на месте диком
Замелькают с радостным,
многосложным криком.
Островами новыми
встанут в океане
Сонмы рыб, теснящихся в
ярости желаний.
Разбегутся звери по
полям и нивам,
Прыгая, кувыркаясь в
полусне счастливом;
И на белой площади
северной столицы
Будут ползать змеи и
скакать тигрицы.
И люди, медленно
пьянея,
Забудут скудные дела,
Как будто первая Астрея
В мир изнемогший
снизошла.
Затихнут страшные
машины
И фабрик резкие гудки,
И не подымет ни единый
Пилы, лопаты иль кирки.
Все будут в праздничных
одеждах,
В полях, в пути, на
площадях,
Твердя о сбывшихся
надеждах,
Восторженно целуя прах.
И вдруг все станет так
понятно:
И жизнь земли, и голос
рек,
И звезд магические пятна,
И золотой наставший
век.
Восстанут новые
пророки,
С святым сияньем вкруг
волос,
Твердя, что совершились
сроки
И чаянье всемирных
грез!
И люди все, как
сестры-братья,
Семья единого отца,
Протянут руки и
объятья,
И будет радость без
конца.
Земля, как всегда, не
устанет кружиться,
Вкушая то знойного
света, то ночи,
Но снами никто не
захочет упиться,
И будут во мраке
восторженней очи.
В полярных пустынях, в
тропических чащах,
В открытых дворцах и на
улицах шумных
Начнутся неистовства
сонмов кипящих,
Пиры и веселья народов
безумных.
Покорные тем же
властительным чарам,
Веселые звери вмешаются
в игры,
И девушки в пляске
прильнут к ягуарам,
И будут с детьми как
ровесники тигры.
Безмерные хоры и песен
и криков,
Как дымы, подымутся в
небо глухое,
До Божьих подножий, до
ангельских ликов,
Мирам славословя
блаженство земное.
Дыханьем, наконец,
бессильно опьянев,
Где в зимнем блеске
звезд, где в ярком летнем свете,
Возжаждут все любви – и
взрослые и дети –
И будут женщины искать
мужчин, те – дев.
И все найдут себе кто
друга, кто подругу,
И сил не будет им
насытить страсть свою,
И с Севера на Юг и
вновь на Север с Юга
Помчит великий вихрь
единый стон: «Люблю!»
И звери меж людей на
тех же камнях лягут,
Ласкаясь и любясь,
визжа и хохоча,
На ступенях дворцов, у
позабытых пагод,
В раздолии полей, близ
моря, у ключа.
И странные цветы живыми
лепестками
Засыплют, словно снег,
лежащие тела.
И будет в яркий день
лазурь гореть звездами,
И будет ночи мгла, как
знойный час, тепла.
Среди чудовищных
видений и фантазий,
Среди блуждающих и
плоть принявших снов
Все жившее замрет в
восторженном экстазе
И Смерть закинет сеть
на свой последний лов.
Ничто не избежит своей
судьбы блаженной,
Как первые в раю –
последние уснут…
И ангел вострубит над
смолкнувшей вселенной,
Все тысячи веков зовя
на общий суд.
1903