Над омраченным
Петроградом
Дышал ноябрь осенним
хладом.
Дождь мелкий моросил.
Туман
Все облекал в плащ
затрапезный.
Все тот же медный
великан,
Топча змею, скакал над
бездной.
Там, у ограды,
преклонен,
Громадой камня отенен,
Стоял он. Мыслей вихрь
слепящий
Летел, взвивая ряд
картин, –
Надежд, падений и годин.
Вот – вечер; тот же
город спящий,
Здесь двое под одним
плащом
Стоят, кропимые дождем,
Укрыты сумрачным
гранитом,
Спиной к приподнятым
копытам.
Как тесно руки двух
слиты!
Вольнолюбивые мечты
Спешат признаньями
меняться;
Встает в грядущем день,
когда
Народы мира навсегда
В одну семью соединятся.
Но годы шли. Другой не
тут.
И рати царские метут
Литвы мятежной прах
кровавый
Под грозный зов его
стихов.
И заглушат ли гулы славы
Вопль здесь встающих
голосов,
Где первой вольности
предтечи
Легли под взрывами
картечи!
Иль слабый стон, каким
душа
Вильгельма плачет с
Иртыша!
А тот же,
пристально-суровый
Гигант, взнесенный на
скале!
Ужасен ты в окрестной
мгле,
Ты, демон площади
Петровой!
Виденье призрачных
сибилл,
В змею – коня копыта
вбил,
Уздой железной взвил
Россию,
Чтоб двух племен гнев,
стыд и страх,
Как укрощенную стихию,
Праправнук мог топтать
во прах!
Он поднял взор. Его чело
К решетке хладной
прилегло,
И мыслей вихрь
вскрутился, черный,
Зубцами молний
искривлен.
«Добро, строитель
чудотворный!
Ужо тебе!» – Так думал
он.
И сквозь безумное
мечтанье,
Как будто грома грохотанье,
Он слышал топот роковой.
Уже пуста была ограда,
Уже скакал по камням
града –
Над мутно плещущей Невой
–
С рукой простертой
Всадник Медный.
Куда он мчал слепой
порыв?
И, исполину путь закрыв,
С лучом рассвета,
бело-бледный,
Стоял в веках Евгений
бедный.
28 октября 1923