Уже Сентябрь над Новым
Светом
Позолотил свой синий
газ,
И фешенебельным каретам
Отрадно мчаться всем
зараз…
Дань отдаем соблазнам
стольким,
Что вскоре раздадим всю
дань…
Глаза скользят по встречным
полькам,
И всюду – шик, куда ни
глянь!
Они проходят в черных
тальмах
И гофрированных боа.
Их стройность говорит о
пальмах
Там где-нибудь на Самоа…
Они – как персики с
крюшоном:
Ледок, и аромат, и
сласть.
И в языке их притушенном
Такая сдержанная
страсть…
Изысканный шедевр
Guerlain'a –
Вервэна – в воздухе
плывет
И, как поэзия Верлэна,
В сердцах растапливает
лед.
Идем назад по
Маршалковской,
Что солнышком накалена,
Заходим на часок к
Липковской:
Она два дня уже больна.
Мы – в расфуфыренном отэле,
Где в коридорах
полумгла.
Снегурочка лежит в
постели
И лишь полнеет от тепла…
Лик героини Оффенбаха
Нам улыбается в мехах,
И я на пуф сажусь с
размаха,
Стоящий у нее в ногах.
И увлечен рассказом
близким
О пальмах, море и
сельце,
Любуюсь зноем австралийским
В игрушечном ее лице…
1924
Варшава