1
Мечты о дальнем чуждом
юге…
Прощай, осенний ряд
щетин:
Под музыку уходит «Rügen»
Из бухты ревельской в
Штеттин.
Живем мы в опытовом
веке,
В переоценочном, и
вот –
Взамен кабин, на
zwischen-deck'e
Дано нам плыть по глади
вод…
Пусть в первом классе
спекулянты,
Пусть эмигранты во
втором, –
Для нас же места нет:
таланты
Пусть в трюме грязном и
сыром…
На наше счастье
лейтенанты
Под старость любят
строить дом,
Меняя шаткую стихию
На неподвижный
материк, –
И вот за взятку я проник
В отдельную каюту, Тию
Щебечет, как веселый чиж
И кувыркается, как мышь…
Она довольна и иронит:
«Мы – как банкиры, как
дельцы,
Почтеннейшие подлецы…
Скажи, нас здесь никто
не тронет?»
Я твердо отвечаю: «Нет»,
И мы, смеясь, идем в
буфет.
Садимся к столику и в
карту
Мы погружаем аппетит.
В мечтах скользят сквозь
дымку Tartu
И Tal1inn с Rakvere.
Петит
Под аппетитным
прейс-курантом
Смущает что-то нас: «В
буфет
Вступая, предъявлять
билет».
В переговоры с
лейтенантом
Вступаю я опять, и нам
В каюту есть дают:
скотам
И zwischen-deck'цам к
спекулянтам
Вход воспрещен: ведь
люди там,
А мы лишь выползки из
трюма…
На море смотрим мы
угрюмо,
Сосредоточенно жуем,
Вдруг разражаясь
иронизой
Над веком, денежным
подлизой,
И символически плюем
В лицо разнузданного века,
Оскотившего человека!..
2
Октябрьский полдень.
Полный штиль.
При двадцатиузловом ходе
Плывем на белом
пароходе.
Направо Готланд. Острый
шпиль
Над старой киркой.
Крылья мельниц
И Висби, Висби
вдалеке!..
По палубе несется
кельнер
С бутылкой Rheingold'a в
руке.
За пароходом вьются
чайки,
Ловя бросаемый им хлеб,
И некоторые всезнайки
Уж знают (хоть узнать им
где б?),
Что «гений Игорь Северянин,
В Штеттин плывущий, на
борту».
Все смотрят: где он? Вот
крестьянин,
Вот финн с сигарою во
рту,
Вот златозубая банкирша,
Что с вершей смешивает
виршу,
Вот клетчатый и бритый
бритт.
Где я – никто не
говорит,
А только ищет. Я же в
куртке
Своей рыбачьей, воротник
Подняв, стремлю чрез
борт окурки,
Обдумывая свой дневник.
Луч солнца
матово-опалов,
И дым из труб, что льнет
к волне,
На фоне солнца, в пелене
Из бронзы. «Rügen» без причалов
Идет на Сванемюнде. В
шесть
Утра войдем мы в Одер:
есть
Еще нам время для
прогулок
По палубам. Как дико
гулок
Басящий «Rügen»'a гудок!
Лунеет ночь. За дальним
Висби
Темнеет берега клочок:
Уж не Миррэлия ль? Ах, в
высь бы
Подняться чайкой –
обозреть
Окрестности: так грустно
ведь
Без сказочной страны на
свете!..
Вот шведы расставляют
сети.
Повисли шлюпок паруса.
Я различаю голоса.
Лунеет ночь. И на
востоке
Броженье света и теней.
И ночь почти уж на истёке.
Жена устала. Нежно к ней
Я обращаюсь, и в каюту
Уходим мы, спустя
минуту.
3
Сырой рассвет. Еще
темно.
В огнях зеленость,
алость, белость.
Идем проливом. Моря
целость
Уже нарушена давно.
Гудок. Ход тише. И
машины
Застопорены вдруг. Из
мглы
Подходит катер. Взор
мышиный
Из-под очков во все
углы.
То докторский осмотр.
Все классы
Попрошены наверх.
Матрос,
Сзывавший нас, ушел на
нос.
И вот пред доктором все
расы
Продефилировали. Он
И капитан со всех сторон
Осматривают пассажиров,
Ища на их пальто чумы,
Проказы или тифа… Мы,
Себе могилы в мыслях
вырыв,
Трепещем пред обзором…
Но
Найти недуги мудрено
Сквозь платье, и пальто,
и брюки…
Врач, заложив за спину
руки,
Решает, морща лоб тупой,
Что все здоровы, и
толпой
Расходимся все по
каютам.
А врач, свиваясь жутким
спрутом,
Спускается по трапу
вниз,
И вот над катером повис.
Отходит катер. Застучали
Машины. Взвизгнув, якоря
Втянулись в гнезда. И в
печали
Встает октябрьская заря.
А вот и Одэр, тихий,
бурый,
И топь промозглых
берегов…
Итак, в страну былых
врагов
Попали мы. Как бриттам
буры,
Так немцы нам… Мы два
часа
Плывем по гниловатым
волнам,
Наш пароход стремится
«полным».
Вокруг убогая краса
Германии почти несносна.
И я, поднявши паруса
Миррэльских грез, –
пусть переносно! –
Плыву в Эстонию свою,
Где в ёловой прохладе
Тойла,
И отвратительное
пойло –
Коньяк немецкий – с
грустью пью.
Одна из сумрачных махин
На нас ползет, и вдруг
нарядно
Проходит мимо «Ариадна».
Два поворота, и –
Штеттин.
1928