1
Ты, Брюсов, не был бы
унижен
Среди поэзии царей,
И к ямбу Пушкина
приближен
Твой новоявленный хорей.
Я женской, медленной
цезуре
Послушным был рабом, и
вот
Твоих созвучий ярой бури
Меня схватил водоворот.
То вещим магом, то
ученым,
Ты встал: безжалостно
греметь.
В твоем стихе
озолоченном
Звенит Виргилиева медь.
Твой стих, что конь, в
кипящей злобе
Уздою сдержанный едва,
И как удары мелкой дроби
–
Твои короткие слова.
Чредой подъемов и
падений
Твой стих бежит, как вал
в реке.
Ты замыкаешь вихрь
видений
В одной стремительной
строке.
Ты тлеющего манускрипта
Разжечь угасший дух
сумел.
Поешь ты о богах Египта,
Как будто их когда-то
зрел.
Равно ко всем явленьям
чуток,
Передаешь в напевах ты
И ласки грешных
проституток,
И чистых мучениц мечты.
Всегда иной, всегда
притворный,
Ты созерцаешь снег
вершин,
Вдыхая чистый воздух
горный,
Сам – в тине илистых
низин.
2
Ты, Валерий, Пушкина
лиру поднял.
Долго в прахе звонкая
лира тлела.
В пальцах ловких вновь
рассыпает лира
Сладкие звуки.
Дал ты метко в речи
созвучной образ
В шлеме медном воина
Рима. Равен
Стиль искусный медному
звону речи
Римских поэтов.
Ты Эллады нежные понял
песни.
Ты рисуешь девы
стыдливой ласки.
Песни льются Аттики
синим небом,
Медом Гимета.
Властно, крепко стих с
меднозвонной рифмой
Ты чеканишь; образы –
ярки; краски –
Сочны, свежи; цельною
жизнью строфы
Полные дышат.
Вечно, вечно памятны
будут, Брюсов,
Всем поэтам сон Ариадны
нежной,
В мире мертвых стоны
Орфея; вечны
Вопли Медеи!