Были вещи слишком сини,
Были волны – хладный
гроб.
Мы под хохот небесини
Пили чашу смутных мроб.
Я в волне увидел брата,
Он с волною спорил
хлябей,
И туда, где нет обрата,
Броненосец шел «Ослябя».
Над волной качнулись
трубы,
Дым разорван был в
кольцо.
Я увидел близко губы,
Брата мутное лицо.
Над пучиной, емля угол,
Толп безумных полон бок,
И по волнам, кос и
смугол,
Шел японской роты бог.
И тогда мои не могут
более молчать уста!
Перун толкнул
разгневанно Христа
И, млат схватив, стал
меч ковать из руд,
Дав клятву показать
вселенной,
Что значит русских суд!
В бурунах пучины седых,
В зелено-тяжких водах
Пловцы бросают смертный
дых,
И смерть была их отдых.
Было человечественной
Сыто море пеной,
Оно дрожало ходуном
И голосом всплеснуло до
вселенной:
«Измена, братия,
измена!»
Карая на наш род багром,
Бойтесь, о бойтесь,
монголы!
И тщитесь в будущем
узреть Ниппон,
Свои поля от жертвенных
чертогов голы,
А над собой наш ликующий
закон.
Было монистом из русских
жизней
В Цусиме повязано горло
морей.
Так куритесь же,
ниппонские тризны,
Когда на вас подунет
снова Борей.
Быть ожерельем из
русских смéртей –
Цусимы сладостный удел.
Что Руси рок в грядущем
чертит,
Не ужаснулся, кто
глядел.
Ее вздымается глава
Сквозь облаков времёна,
Когда истлевшие слова
Стали врагов ее имёна.
Слушайте, слушайте,
дети, тревога
Пусть наполняет бурые
лица.
Мы клятву даем:
Вновь оросить своей и
вашей
Кровию сей сияющий
Беспредельный водоем.
Раздается Руси к морю
гнев:
«Не хочешь быть с
Россией, с ней?
Так чашей пучины
зазвенев,
Кровями общими красней!»
Так и ты, Ниппон,
растерзан <будь> ее орлиным лётом.
И чтения о тебе –
лекарством от зубной боли
с
крысиным наравне пометом.
Зубной боли!
Чего ж ты хочешь более?
Туда, туда она направит
лёт орлицы!
Бледнейте, смуглые
японцев лица.
<1909-1910>