И только он стоял перед
тобою,
Когда ты мне в тот
вечер открывалась;
Конечно, я вполне
владел собою,
Хотя на части сердце
разрывалось.
Я говорил: «О, да! Он
маг и властный,
И ты напрасно мыслишь,
что изгнала
Его из сердца»… Речь,
мольбою страстной,
Звуча, меня всего
изобличала.
Мы разошлись. Был черен
ночи полог.
Я проскользнул к себе
неслышной тенью.
И лег. И спал. И был
мой сон так долог,
И все одно, давящее
виденье.
В моих ушах твои стояли
речи,
И видел я тебя одну
сначала.
Но близость новой,
неизбежной встречи
Внутри меня смущенье
предвещало.
Да, вот и он. Ни ужаса,
ни мысли.
Вдвоем в глухом
томительном безлюдьи.
Мы друг пред другом
грудами нависли,
Один с другим сцепилися
грудь с грудью.
И был твой лик подернут
черной мглою.
Нам мир предстал
бесформенным хаосом.
И он стоял извечною
скалою.
И я стоял несозданным
утесом.
Упругих мышц безмерное
усилье.
Сверканье глаз.
Дрожанье губ бескровных.
Из недр души несметное
обилье
Мы навлекли сокрытых
сил духовных.
И лишь одно в сознании
не тухнет,
Все существо сковавши в
напряженье:
Прорвется ль шаг, родится
ли движенье –
И я погиб, иль он
громадой рухнет.
И длился, длился бой
наш напряженный,
Бой существа, без
мысли, без отчета.
…Я пробудился – весь
изнеможенный,
Весь трепеща от холода
и пота.
Когда ж потом, твоим
отдавшись чарам,
С тобой бродил я в утреннике
парка, –
Ты помнишь как
мучительно, как ярко
Я сам тебе почудился
кошмаром?